Он знал, что это у нее пройдет. Он обнял ее, крепко к себе прижал. Она немного посопротивлялась, но потом обмякла, и поскольку он любил ее и понимал, он вложил всю свою преданность, целуя ее в губы, что наполнило священным восторгом его душу. Она сказала «нет», один раз, но это было ее последним словом, ибо что-то проскочило между ними — тяга, беззвучная как воздух, и он повел ее в спальню. Там стояла старая кровать его бабушки с четырьмя столбиками, и они весь день лежали на ней, отбросив одеяла, поскольку в комнате было жарко и душно, — лежали голые и спали. Совокупление отняло у них все силы, но спали они беспокойно: им снились сны, лишенные любви. Солнце взошло, начало клониться, и день залил светом комнату. Радио, негромко звучавшее в гостиной, пронизывало их сны еле слышным бормотанием: война, сказал проповедник, охватила весь мир, — и на туманном краю сна, между бодрствованием и сном, мозг их обоих уловил слова «Христос» и «Антихрист», которые тотчас вылетели из памяти и забылись, а они переворачивались и снова видели сны.
Не просыпаясь, он обнял ее — она отодвинулась. В полях, по которым гулял ветер, залаяла собака. Послышалась танцевальная музыка, а потом — Моцарт, песня безграничной невинности, которая звучала среди разрушенных мирных храмов и внесла в их сны немыслимое видение: любовь, пережившую время и существовавшую даже в ночи, недосягаемую для смерти и всех незапамятных наступающих сумерек. Затем наступил вечер. Раскинув руки и ноги, они зашевелились и перевернулись. Сумерки накрыли их тела. Они были окрашены огнем, как тела тех павших детей, которые живут и дышат, и беззвучно вскрикивают и чьи души вечно пылают.
Кэри ехал осторожно, поскольку теперь, в послеполуденную жару, они начали выходить группами — негры в тюрбанах и в белых, падающих свободными складками одеждах для крещения. Они приезжали на автобусах, и на машинах-развалюхах, и в багажниках грузовиков; иные приходили пешком. Они появлялись с пыльных дорог, смеясь и потея, неся бумажные плакаты:
ВЕРА ПАПЫ ПРИНОСИТ НАМ ЛЮБОВЬ
и ехать им было трудно из-за детишек в миниатюрных одеждах, бежавших перед машинами.
Собственно, на дороге была такая неразбериха — шоферы грузовиков и легковых машин проезжали мимо друг друга, затем поворачивались, выкрикивая приветствия с пьяной разнузданностью, — что Кэри на минуту остановился у края дороги, под деревьями. Они с Элен на какое-то время тут безнадежно застряли, совершенно вымотавшись среди потока развевающихся одежд, и Кэри слегка запаниковал: он понимал, что они с Элен — единственные белые люди на многие мили, словно миссионеры, изолированные среди враждебных туземцев, которые безостановочно топают мимо в поисках языческого искупления грехов в водах Конго. Внезапно наступил перерыв: большинство негров исчезли с дороги, уйдя по направлению к городу и оставив позади себя облако горячего мелкого песка, которое поднялось в воздух и опало, а на капоте машины появился белый слой пыли. Элен закашлялась и вытерла лоб. Кэри снова завел машину, и они поехали дальше по шоссе. Ни он, ни она, с тех пор как сели в машину, не произнесли ни слова — правда, Кэри раз или два попытался прочистить горло. Однако теперь он обнаружил, что говорит, прежде даже чем осознал, что именно.
— Что вы сейчас чувствуете, Элен?
Молчание длилось долго. Мимо промелькнули леса и болото, бензоколонки, убогая придорожная закусочная. Наконец Элен ровным голосом произнесла:
— Усталость.
— Я имею в виду, дорогая Элен, — продолжал он, — я имею в виду… все это.
Краешком глаза он увидел, как она подняла руку и двумя тонкими бледными пальцами защипнула складки на шее. Это был напряженный, требовавший размышления момент, словно он попросил ее решить математическую задачу, требовавшую сосредоточенной концентрации. Затем она произнесла отчетливо, будничным тоном:
— Не знаю, Кэри. Можно ли знать, когда ты под конец… потеряла голову? Вы понимаете, что я имею в виду? Годы назад это было бы иначе. Все тогда было другое. Я могла чувствовать, как все остальные. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что произошло, когда все рухнуло. Пейтон и вообще все. Когда ушел Милтон. Я тогда рассказывала вам об этом. А сейчас я не хочу больше об этом говорить. — Отвернувшись, она стала смотреть в окно.
— Вы потеряли… — заговорил он, — …вы покинули Бога.
— Бог покинул меня. Еще прежде. Когда умерла Моди.
Читать дальше