Мишель Шнайдер - Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика

Мэрилин не хватило времени на то, чтобы время ее сразило. Рука времени лишь слегка коснулась, чуть измяла ее черты. В последние месяцы она пользовалась гормональными кремами и омолаживающими инъекциями. Она прятала руки, не снимая перчаток, чтобы не были видны следы уколов. В последний год что-то смутно трагическое и отчаянное сквозило в том, как она показывала свое тело камере. По мнению Евы Арнольд, которая фотографировала ее обнаженной в 1960 и 1961 годах, «она утратила линии тела молодой женщины и отказывалась от того, чтобы ее тело изменило материнство. Ее слепота к физическим изменениям начинала смущать…». Через некоторое время Арнольд обнаружила, что негативы снимков обнаженной Мэрилин исчезли из ее архива.

Мэрилин исчезла на три дня. «Возможно, это были самые таинственные выходные в ее жизни, — рассказывал впоследствии Генри Вайнштейн. — Еще более загадочные, чем ее смерть. Что-то ужасное поразило ее психику. Я понял это и сожалею о том, что сразу же не позвонил доктору Гринсону и не попросил его вернуться».

Но на этот раз она вернулась. Она пришла в себя, как говорят после обморока. На понедельник, 28 мая, Кьюкор назначил съемки сцены продолжительностью восемь минут с участием Мэрилин, Дина Мартина, Сид Черисс и Тома Трайона. Когда Мэрилин ступила на площадку, она двигалась, как будто была стеклянной и боялась разбиться. Все ее движения были неуверенными, колеблющимися. В первом эпизоде она должна была сказать всего два слова: «Ник, любимый». Сколько ни повторяли съемку, ей не удавалось сказать эти слова правильно. Когда начали снимать следующую сцену, она стала заикаться. Кьюкор разговаривал с ней все более нетерпеливо. Она выбежала с площадки, бросилась в свою уборную, схватила пунцовую губную помаду и написала на зеркале: «Фрэнк, помоги мне! Фрэнк, умоляю, помоги!» — и разразилась рыданиями. Весь день между съемками она пыталась дозвониться до Фрэнка Синатры.

Но уже назавтра она удивила всех, с увлечением сыграв в предусмотренных сценах. За исключением рокового понедельника, она проработала девять полных дней, с 21 мая по 1 июня.

Последние кадры Мэрилин Монро, запечатленные на пленку 31 мая 1962 года, — немые. Из фильма «Что-то должно рухнуть» отснято только тридцать пять минут. На этих кадрах — лицо несказанно жестокой красоты, с удивленным и смутно обеспокоенным взглядом глаз, с расширенными, словно от бессонницы, зрачками, — женщина полностью обнаженная, чье платье сверкает белизной и цветами, как призыв. Женщина, которая возвращается к себе после того, как ее сочли мертвой. Она излучает печальную враждебность, как отверженная в этом мире, жестоком и глубоком, как зеркало. Прямо перед камерами 14-й съемочной площадки «Фокс» она играет свою жизнь. Но она играет, как призрак. Ее волосы похожи на ломкий, белоснежный лакированный парик. Она дублерша самой себя. Мэрилин, пародирующая Мэрилин, как будто она хочет быть отныне лишь собственным образом или еще уменьшиться, превратиться в его отражение в открытых глазах, раствориться в ярко-голубой воде бассейна на цветной пленке, в столбе света, который излучают прожектора. Эпизод заканчивается командой режиссера, прозвучавшей из-за кадра: «Стоп!» Актриса, молчавшая до этого, повторяет одними губами: «Стоп!» (Cut!). Вид у нее одновременно печальный и разгневанный, как у ребенка, которого оторвали от игры. Она ненавидела это слово, которым режиссеры останавливают камеры, этот антоним команды «Мотор!». Это слово все время появлялось в словаре студий и любовных отношений: «to be cut off» — так говорится, когда разъединяется телефонная связь или прерывается связь любовная.

На следующий день ей должно было исполниться тридцать шесть лет. Это были последние съемки, последний день, когда камера превращала Мэрилин в ее образ. Два месяца спустя режиссер ее судьбы снова скажет «Стоп! Снято!» Нить фильма ее жизни будет перерезана навсегда. И ни один ассистент режиссера не крикнет: «Еще раз! Последний дубль!»

Мэрилин умерла в нескольких сотнях метров от дома № 5454 на Уилшир-бульвар, где в далеком прошлом жила ее мать. В то время Глэдис работала в голливудских студиях: она была монтажницей в «Консолидейтед Фильм Индастриз». «Консолидейтед» была одной из многочисленных лабораторий, в которых проявляли и печатали контрольные снимки, текущие съемочные материалы, пробные кадры. Это были черновики сцен, предназначенные для показа продюсерам, режиссерам и работникам компании на следующее утро после дня съемок. Глэдис работала шесть дней в неделю, в белых перчатках, которые защищали негативы от отпечатков пальцев. «Монтажница» по-английски «film cutter». Глэдис вырезала из фильмов фрагменты, указанные режиссерами студии, и затем передавала их тем, кто склеивал вместе разные части в порядке, предусмотренном для окончательного негатива.