Мишель Шнайдер - Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика

В среду она наконец снялась в сцене с бассейном. Мэрилин вытаскивала Дина Мартина из постели Сид Черисс. Как правило, в сценах такого рода актриса или ее дублерша надевала трико телесного цвета. Никто не ожидал, что она появится на площадке голой. Когда все увидели, что она выходит из воды, сняв купальник, реакция была невероятной. Все бросились на съемочную площадку. Вайнштейн позвал охранников, чтобы закрыть доступ ко входу в студию. Снизив температуру амфетаминами и избавившись от головной боли с помощью демерола, Мэрилин провела четыре часа в воде под щелканье затворов и жужжание камер, о бесперебойной работе которых позаботился Кьюкор. Как и Пэт Ньюкомб, пресс-атташе, он понял, что для рекламы фильма это шанс, который нельзя упускать.

Большая часть следующего съемочного дня пропала. Но вместо нее последовала фотосессия обнаженной Мэрилин. Кьюкор пригласил трех фотографов: Уильяма Вудфилда, Лоренса Шиллера и Джимми Митчелла. Пятьдесят две фотографии, проданные по общей цене 150 000 долларов, были сразу же опубликованы в семидесяти журналах тридцати двух стран. Мэрилин снималась в фильмах обнаженной, когда только начинала свою карьеру кинозвезды. После этого она продолжила сниматься почти без одежды в пределах, продиктованных цензурой в фильмах «Ниагара», «Автобусная остановка» и «Неприкаянные». На этот раз подобная сцена ее не испугала. Напротив, в бассейне она почувствовала себя возрожденной. Не только потому, что похудела на шесть килограммов за несколько недель и вернулась к своим прежним размерам. Снова повторялась та же странная ситуация. Она стыдилась не своего тела, а слов.

В 1956 году Наташа Лайтесс, после разрыва отношений с Мэрилин, опубликовала ядовитую статью, в которой истолковывала ее тягу к обнажению как признак психической неуравновешенности. «Голая она шла из постели в ванную, голая выходила из кухни в сад, ничего не замечая, на глазах у костюмерш, гримерш, парикмахеров», — писала бывшая подруга, одно время делившая ее квартиру и постель, повлиявшая на ее актерскую игру в двадцати двух фильмах с 1948 по 1955 год, пока ее не сменила Паола Страсберг в фильме «Зуд седьмого года». «Можно было подумать, — продолжала Наташа, — что нагота ее успокаивает, вводит в какой-то гипноз. Она бесконечно вглядывалась в свое отражение в большом зеркале, сидя или стоя, с приоткрытым ртом, тяжелым взглядом полузакрытых глаз, полностью погруженная в собственный образ».

Навязчивое влечение, которое Мэрилин испытывала к зеркалам, началось в раннем детстве. Ее часто находили застывшей перед своим отражением. Когда она выросла, ее друзья и коллеги постоянно видели, как она разглядывает себя в трюмо, поправляя платье или приглаживая изгиб брови. Она просто не могла пройти мимо зеркала, не остановившись перед ним. Трумен Капоте рассказывает, что однажды видел, как она несколько часов просидела перед своим отражением. Он спросил, что она делает и она ответила: «Смотрю на нее».

В начале пятидесятых годов Билли Холлидей пела как-то вечером в одном ночном клубе Лос-Анджелеса. Мэрилин сопровождал ее костюмер, Билл Травилла. Он сказал ей, что в комнате, служившей уборной чернокожей танцовщице, висит на стене календарь со снимками обнаженной Мэрилин. Монро бросилась туда и, не сказав Билли ни слова, не взглянув на нее, встала перед собственными фотографиями, не отрывая от них взгляда, словно в экстазе. Билли бросила календарь ей в лицо и выгнала ее, обозвав идиоткой.

Прежде чем переехать в 1957 году в квартиру, где она жила с Артуром Миллером и которую сохранила до самой смерти в качестве своего пристанища в Нью-Йорке, Мэрилин покрыла зеркалами несколько стен от пола до потолка.

Но фотографии имели, по сравнению с зеркалами, одно драгоценное преимущество: за ними был еще кто-то, другой человек. А перед ними — зритель — кто-то, кроме Мэрилин. Они представляют человека, не меняя правой стороны на левую, а ведь именно такой образ видят окружающие. Они представляют тебя такой, какой тебя видят окружающие — ведь слово «объектив» плохо передает эту уникальность взгляда, эту субъективность, скрывающуюся за аппаратом. Фотографии связывают то, что зеркала разбивают. За несколько недель до встречи с Ральфом Гринсоном Мэрилин говорила У. Дж. Уэзерби: «Я часто думаю, что лучше не быть знаменитой. Мы же, актеры, мучаем себя нашим образом, мы — как бы это сказать? — нарциссичны. Я часами могу сидеть перед зеркалом, подстерегая признаки старения. Я хочу стареть, не делая косметических операций. Подтянуть обвисающую кожу лица — слишком простое решение. Это лишает лицо жизни, выразительности. Я хочу быть верной моим чертам, этому лицу, которое я сделала себе, я хочу быть для этого достаточно смелой. Но иногда я думаю, что было бы легче избежать старости, умереть молодой, но тогда кто же доживет твою жизнь? Кто узнает, кто ты такой?»