Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

— Плевать я хотел на все! — так же зло сказал Уорден. — Со мной ничего не могут сделать хуже, чем может случиться на войне. Раз вот-вот начнется война, нужно наслаждаться жизнью сейчас. Если ты была бы в Китае, когда мне пришлось там быть, ты поняла бы это.

— Возможно, ты прав, — холодно заметила Карен. — Но разреши мне узнать, не эта ли твоя философия удержала тебя от того, чтобы подать рапорт о зачислении на офицерские курсы? Ведь ты обещал мне это. Не так ли?

До сих пор Уордену казалось, что все его доводы были убедительны и ему удастся уговорить Карен. Теперь все рушилось.

Воцарилось молчание.

Карен устремила на Уордена такой же холодный взгляд, каким, в его представлении, она, наверное, обычно встречала Холмса.

— Да, именно в этом причина, — с трудом выдавил из себя Уорден.

— Тогда я не понимаю, как ты можешь ожидать от меня, что я пойду на риск только для того, чтобы провести несколько ночей с тобой в постели. И разреши мне еще сказать тебе несколько слов, мой друг…

Мужчина всегда больше думает о настоящем, чем о будущем. Женщина не может себе этого позволить. Слишком много опасностей ей грозит на каждом шагу. Что ты предлагаешь мне в настоящем? Не хочешь ли ты, чтобы я отказалась от мысли стать женой офицера, повторяю, женой офицера, а не любовницей сержанта?

— Нет, нет. Этого у меня и в мыслях не было. Но мне очень тяжело отказаться от тех встреч, которые были у нас. А ведь если бы я попал на офицерские курсы, то тогда эти встречи стали бы совершенно невозможны в течение долгого времени. Вот в чем дело.

— Почему же ты мне этого не сказал раньше? Почему ты обманывал меня?

— Потому что я знал, как ты будешь на это реагировать. Только поэтому я и говорил неправду.

— Но если бы ты честно во всем признался, я, возможно, и не обиделась бы.

— Нет, ты все равно была бы недовольна.

— Ты ведешь себя как муж, который считает, что жена должна знать только такую долю правды, которая его устраивает. И это тогда, когда ты еще не стал мужем. Не кажется ли тебе, что твое поведение несколько опережает события?

— Я не многим больше опередил события, чем ты, — резко ответил Уорден. — Ты меня отчитываешь сейчас так, будто уже стала моей женой.

— Что ж! Если тебе не нравится, никто не заставляет тебя это терпеть.

— Но и ты можешь отказаться от меня, если тебя не устраивает мой характер.

— Ну вот, мы и договорились. Выходит, и брак и развод у нас уже позади.

— Точно.

— Не делай такой виноватой мины, — раздраженно сказала Карен.

— Я и не пытаюсь.

— По крайней мере теперь тебе не придется объяснять свой отказ подать рапорт о зачислении на офицерские курсы желанием видеться со мной днем.

— Рапорт я, конечно, подам. Не думай, что я решил совсем этого не делать, — сказал Уорден, чувствуя, как злость постепенно его покидает.

— Не знаю, что с тобой случилось. Раньше ты Всегда был честным. Именно твоя честность и покорила меня. Ты всегда говорил правду, даже самую горькую. И мне это нравилось. А теперь ты стал другим. Я знаю, что обманывала Дайнэ, а теперь, оказывается, я обманывалась и сама.

— А когда я впервые узнал тебя, ты была твердой как кремень, гордой, как львица. А теперь? Теперь ты превратилась в слезливую девицу, которой нельзя сказать правду потому, что правда вызовет слезы.

— Значит, нам придется расстаться?

— Наверное, другого выхода нет.

— Ты думаешь, что все это так просто. Тебе все нипочем. Твоя ошибка состояла в том, что ты позволил мне поверить тебе. Сколько раз я замечала, с каким интересом ты смотрел на встречавшихся нам на улице девиц, и знала, что в тот момент ты готов бросить меня и уйти с какой-нибудь из них.

— Ты меня напрасно обижаешь.

Карен усмехнулась, а Уорден продолжал:

— Я хотел сказать, что одно к другому никакого отношения не имеет… А сколько раз я видел, как ты уезжаешь па машине домой, и понимал, что возвращаешься к этому подлецу, своему мужу. Ты думаешь, это не приносило мне страданий.

— Чудак ты, чудак. Как все вы можете думать, что у меня с Дайнэ обычные супружеские отношения?! У нас с ним только дружеские отношения, и все. А супружеской жизни пет, она кончилась. Я никогда не вернусь к человеку, который хоть раз обидел меня. Гордость мне не позволяет этого сделать.

Разговор как-то вдруг оборвался, как будто все взаимные претензии были высказаны и разрешены. Они сидели молча около получаса. Каждый искал в другом симпатии, но не желал показать эти чувства.