Ольга Грушина - Очередь

— Благодарю, — ответил он, задвигая коробок.

Он назвал водителю следующий адрес. Второй магазин оказался классом выше первого. Учтивый продавец попросил его минуту подождать и исчез в пышных бархатных недрах служебных помещений, чтобы через минуту появиться с почтенным хозяином. Тот позволил себе несколько сдержанно-восторженных ремарок.

— Ах да, я хорошо их помню, он сделал только семь пар, — лилась потоком его мягкая речь. — Видите эту стилизованную форму лиры — неподражаемо, очаровательно, не правда ли? Разрешите полюбопытствовать, мсье, как они к вам попали?.. О, неужели? Как интересно. Да, должен сказать, изделия моего отца всегда пользовались успехом у тамошней знати. Между прочим, одну такую пару приобрел известный композитор из тех краев — Игорь Селинский, который был у моего отца в числе постоянных клиентов; может быть, вы о нем слышали…

— Разумеется, — вежливо ответил он.

Отказавшись от приглашения осмотреть магазин, он поблагодарил владельца и вышел. В полумраке лимузина на него нахлынули размышления о неисповедимых тропах, коими путешествуют вещи и люди, о невидимых нитях, связывающих жизни множеством витков. Естественно, он не обольщался, что эти серьги когда-то купил сам Селинский; скорее всего, они принадлежали какой-нибудь обнищавшей графине, как и сказал ему тот простак, но возможная связь тем не менее его слегка взволновала. Устроившись поудобнее на плюшевом сиденье, рассеянно глядя, как залитые светом бульвары сменяются более спокойными, неброскими в своем превосходстве улицами респектабельного посольского квартала, он вспоминал концерт Селинского, на котором побывал несколько десятилетий назад, и ту странную, саднящую тоску, которая не покидала его долгое время спустя, будто он, успешный молодой дипломат с блестящим будущим, чего-то не понял в этой жизни, упустил что-то существенное…

Даже сейчас ему стало не по себе; пришлось слегка отодвинуть эти мысли на задний план. В ровном сиянии праздничной иллюминации он представил, как его третья жена, моложе его на двадцать три года, взвизгнет от восторга, начнет крутиться перед зеркалом и любоваться игривым блеском своего отражения. Он представил, как расскажет ей, что этим серьгам уже двести, нет, триста лет, что это фамильные украшения старинного рода Селинских, что их носили по очереди первая и вторая жены великого композитора… или нет, тайная пассия, любовь всей его жизни… тут его губы наконец тронула улыбка, и он приказал водителю поспешить.

А после они, конечно, закажут где-нибудь изысканный ужин.

Давненько он не пил приличного шампанского.

— Нет, надо же: целый год псу под хвост. Будто и не жили. Кстати, вы не слышали, почему он отменил гастроли?

— Кто-то мне сказал — испугался, что его арестуют. По слухам, он был… подойдите поближе, еще ближе… во главе заговора по свержению правительства. На деньги Запада, как вы понимаете. Но теперь это вскрылось и концерт запретили.

— Глупости. Я слышала, он простыл на границе. Простуда перешла в воспаление легких, вот ему и пришлось вернуться. Говорят, он вдохнул родной воздух и расплакался, как дитя.

— Надо думать, расплакался: страна у нас загадочная, большой душевной чистоты, другой такой нет, тут по сей день святые ходят… Он, поди, и землю целовал…

— Ой, прекратите уже эту сентиментальщину! Все дело в том, что наше Министерство культуры не смогло соответствовать. У Селинского расценки — сами понимаете, вот он в последний момент и открестился от этой затеи. Я слышал, у него любовница молодая.

— Нет у него никакой любовницы. У меня знакомая из надежного источника узнала, что он музыку вообще забросил — теперь мемуары пишет.

— Неправда все это. Никакой концерт и не планировался. Эту очередь специально подстроили, чтобы избавиться от нежелательных элементов. У моего приятеля сестра, так она в иностранной книге прочла, что лет семь или восемь лет назад Селинский…

— Минуточку, минуточку, что-то я не понимаю… Если все так уверены, что концерта не будет, на кой вы тут стоите, чего ловите? Очередь-то за каким товаром?

— Так ходят слухи, что намечается выставка Филатова, вход строго по билетам, вот я и подумала: может, выждать, посмотреть — вдруг здесь и будет продажа?

— Филатов, Филатов… ах да, вспомнил, но разве его картины не запрещены?

— Конечно, запрещены. Но времена-то меняются.

— А откуда у вас такие сведения?