Анжел Вагенштайн - Двадцатый век. Изгнанники - Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай!

По поводу этих обитателей Зоны японец Санеёси-сан, разведчик высокого ранга, рассуждает, что в военном отношении силы врага измеряются в брутто-регистр тоннах водоизмещения его военного флота, в численности его самолетов, в количестве и вооружении его армий, в их подготовке и боеспособности, в обеспечении тыла. Но что общего имеют с данной проблемой эти обшарпанные немецкие, австрийские и невесть еще какие евреи здесь, в шанхайском квартале Хонкю, — рассуждает он.

Одних героев Анжела Вагенштайна можно распознать по страданиям и преследованиям, которым они подвергаются, других — по их готовности искупить малые вины своих отечеств: миллионы маленьких вин, составленных из молчания, равнодушия, послушания, мифов о воинской чести. Писатель исполнен сочувствия к этим людям, ведь сочувствие к униженным, оскорбленным и отверженным есть знак принадлежности к мировой литературной классике.

Романный триптих Анжела Вагенштайна приковывает внимание к мировому антифашизму — единственной политической идее, вокруг которой объединились составившие высокий ареопаг XX века Бертольт Брехт, Поль Элюар, Мигель Эрнандес, Луи Арагон, Илья Эренбург. Отныне — и Анжел Вагенштайн.

«Если бы у Господа были окна, все стекла Ему давно бы высадили!»

Кроме заглавия этого, с позволения сказать, произведения (которое есть ни что иное как добросовестная запись чужих воспоминаний и размышлений), я ничего не придумал — ибо любое мое вмешательство в повествование стало бы литром уксуса в бочке доброго вина, а любое украшательство — щепоткой квасцов или соли, порочащих святость пасхальной мацы. Все, что ты прочтешь далее, дорогой мой незнакомый читатель, даже самые невероятные детали виражей и изгибов судьбы Исаака Блюменфельда, были мне поведаны им самим — сначала в Русском клубе (известном и престижном софийском ресторане), а потом в его собственном доме в Вене, на улице Маргаретенштрассе, 15.

Господин Блюменфельд поставлял одному нашему болгарскому предприятию швейные машинки и другую пошивочную технику. Он разыскал меня сам, посмотрев где-то на Западе телевизионный фильм о судьбах евреев, снятый по моему сценарию. Благодарю случай за эту встречу, одарившую меня еще одним приятельством — а чем еще может обогатиться человек, если не приятельством, любовью или мудростью?

Благодарю также и самого Исаака Якоба Блюменфельда, которого неизменно поражал мой интерес к его жизни и судьбе, за предоставленные им мне уцелевшие письма, отрывки дневниковых записей, чудом сохранившиеся документы и фотографии, свидетельствующие о мерзости нашей эпохи, но и о том, что на этой планете всегда хватало добрых веселых людей с умными скорбными глазами. Такой, например, предстает перед нами на маленькой пожелтевшей фотографии Сара Блюменфельд, уехавшая с детьми в санаторий на воды, но прибывшая не туда, а в газовую камеру Освенцима. Именно так смотрит на меня с отклеенного с какого-то документа снимка и добрый старый раввин Шмуэль бен Давид [1] Согласно еврейской синагогальной традиции «бен» — «сын» — Шмуэль бен Давид в светском прочтении Шмуэль Давидович. (Здесь и далее — примечания переводчика). ; такими были, по всей вероятности, и многие другие жители местечка Колодяч под Дрогобычем — евреи, поляки и украинцы, вознесшиеся дымом из труб крематориев и пасущие сейчас белые стада облаков на необозримых синих лугах Господних. А вот и удостоверение на английском языке с печатью восьмого корпуса девятой американской армии, выданное Исааку Якобу Блюменфельду в подтверждение того, что он освобожден из концлагеря Флоссенбург-Оберпфальц в Германии, и ему разрешено направиться в Вену с военным американским эшелоном; вот и нечто, напоминающее скорее квитанцию об оплате багажа, заполненное фиолетовыми чернилами, с печатью прокуратуры Якутска, свидетельствующее о том, что 7 октября 1953 г. гражданин имярек освобожден из лагеря в Нижнеколымске, что на северо-востоке Сибири, и полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления. А вот — пять документов, согласно которым Исаак Якоб Блюменфельд последовательно являлся подданным Австро-Венгрии, Речи Посполитой (сиречь Польши), советским гражданином, лицом еврейского происхождения, пребывающим на восточных территориях Рейха, лишенным подданства и всех гражданских прав, и, наконец, — гражданином Австрийской Республики.