Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

— Меньше нормы, товарищ лейтенант.

— Цель уничтожена, отбой! — крикнул Шахов, и тотчас же окрестность огласилась сухим трубным сигналом, на вышке взметнулся белый флаг, оповещающий о повсеместном прекращении огня.

Полк возвращался в городок. Впереди колонны в «газике» ехали Громов и Бородин. Они молча слушали, как поют солдаты. Песня была про походы, про то, что солдаты всегда в пути... И Бородину и Громову не хотелось нарушать молчание: уж больно песня хороша, и надо дослушать ее до конца. Но кончалась одна песня, запевалы начинали другую.

— Песни неистощимы... как жизнь, — первым отозвался Громов.

— Это точно, — подхватил Бородин. — Поработали хорошо, почему же и не спеть?

— Да, да... все хорошо, если бы не ЧП... Придется, секретарь, Узлова обсудить на партийном бюро. За хорошую стрельбу — спасибо, но за укрывательство такого случая надо взыскать.

— Согласен, командир. Чертов сектант, подлил нам ложку дегтя. По серьгам заработали. Не смогли воспитать, не смогли предупредить — так вот начнут хлестать нас за этого Волошина.

— Человек пропал, не иголка.

— Понимаю... Я все думаю, как мы проглядели Волошина. Видно, из-за нашего незнания этих самых Библий, Евангелий, молитвенников не нашли ключ к его сердцу... Вот ты, командир, читал их когда-нибудь? — спросил Бородин.

— Нет.

— Вот и плохо. Идеологию врага надо знать, чтобы предметно разоблачать ее. Как-то я говорю Волошину: религия — опиум для народа. А он мне в ответ цитирует десять заповедей— «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй»... Разве, говорит, это не разумные утверждения? Может быть, он соврал мне, я-то откуда знаю. Поискал литературу, переворошил антирелигиозные книжки, думал, что там будет сказано об этих заповедях. Нет, вокруг да около, одна философия да голые утверждения, что попы подлецы. Я и сам знаю, что попы подлецы, коли отравляют душу людям. А слышал я, что Библия полна описаний бесчеловечных убийств, говорят же: в десятисловии Моисея прямо пишется: «И сказал господь Моисею: возьми всех начальников народа и повесь их господу богу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева господня». Или, к примеру, заповедь «не укради». Она прямо защищает интересы рабовладельцев. В том же десятисловии Моисея прямо говорится: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего». Одним словом, не поднимай руки на эксплуататоров. Вот бы ткнуть Волошина носом в эти заповеди: слушай, на какое зверство твой бог толкает Моисея. Но он ведь словам не поверит, нужна литература. Была бы моя власть на то, я бы вооружал всех пропагандистов Библиями, пусть со знанием дела разоблачают попов, очищают мозги тем, кто в их сети забрел по своей темноте... Эх, Волошин, подлил ты нам изрядную ложку дегтя.

— Успокойся, Степан, Волошина ищут, далеко он не уйдет, отыщется. Случай, конечно, паршивый, и нам отвечать придется.

А солдаты пели:

— Савушка, а Савушка, проснись! — Дмитрич легонько тормошил Савелия за плечо. Приемыш, как всегда, спал крепко; широкое, одутловатое лицо с густыми бровями было бездумно, и весь он лежал перед Дмитричем тяжелый, будто отлитый из металла. Сазонов на минутку задумался. Савушку лечит Дроздов, дает какие-то капли, занимается с ним физическими упражнениями... Дмитрич мало верит в полезность усилий квартиранта. Но Савушка будто бы стал смотреть на жизнь веселее. Это и радовало Сазонова, и тревожило. Тревожило потому, что не знает Дмитрич того, как еще обернется для него выздоровление Савушки, сейчас он податлив и удобен, послушен: что ему скажешь — все сделает, куда ни пошлешь — пойдет, поступит так, как сказано. А что будет потом?..

За окном едва брезжил рассвет. Прогорланил петух в курятнике. На веранде гремел лыжами Дроздов. Он ждал Савелия. Сазонов вздохнул:

— А мне-то что от того? — Ему не хотелось отпускать Савушку, потому что придется, как все эти дни, самому убирать в коровнике, поить и кормить скотину. Савушка возвратится с прогулки лишь к завтраку, и сказать доктору совершенно невозможно — до чего же этот человек свирепый, так отчитает, что потом заикаться начнешь. Уж скорее бы он переселялся в городок. Военные дом заложили, строятся. Смешно: их распущают, а они строятся, пальбу устраивают кажинный день... В такую-то стужу!.. Смешные люди!