Николай Камбулов: Ракетный гром

— Устами младенца глаголет истина. — И, сощурив глаза, продолжал: — Эко, на кого замахнулись! На самого президента. Нет, не пойдет. Не пойдет, ребятушки... Кто знает, кем он, этот президент, станет завтра, вдруг займет правильную линию.

— Этот? — сказал Оглоблин. — Вряд ли...

— Политика — вещь тонкая, — словно бы не слушая Ваню, продолжал фельетонист. — Высмеяли бы министра, что ли, а то сразу президента.

— Президентов не критикуете? — робко спросил Андрей Соловейко.

Фельетонист промолчал.

Ваня Оглоблин взял рукопись.

— А мы-то думали... — сказал он и, не закончив фразы, направился к двери.

На улице я сказал:

— Меня завтра в военкомат вызывают, вот вам и мысль.

— Порядок, философы становятся солдатами, — весело произнес Соловейко. — Давай, Виктор, «Ходили мы походами...».

Ваня Оглоблин ругнул фельетониста:

— Черт кривоногий, еще в редакции работает.

Соловейко вдруг так высоко хватил, что к нам подбежал милиционер. Андрей сказал ему:

— Мы уходим в армию. — И, показав милиционеру мой вызов в райвоенкомат, залился еще громче:

Страж порядка лишь махнул рукой, мол, ничего, хорошие ребята, пусть веселятся.

...У моей койки остановился дневальный. Отвернул край одеяла.

— Гросулов, спать, — прошептал и удалился на свое место».

В штаб округа можно попасть напрямик, пешочком, через территорию воинской части, расположенной в сосновой роще. Генерал Гросулов предпочитал именно этот путь, а не на служебной машине в объезд новостроек, как это приходилось делать иногда. Вышел из дому, не посмотрев на часы. Когда оказался на узенькой лесной тропинке, скорее по привычке, чем по необходимости, проверил время и остановился: было так рано, хоть возвращайся домой. Но опасался разбудить жену, которая, по-видимому, сразу напомнит ему о вчерашнем разговоре: она просит свозить ее в Нагорное, к Витяшке, посмотреть, каков сын в солдатской форме. «Пусть служит самостоятельно, без родительского догляда. Вези ее в полк! Нет, Любаша, не таков генерал Гросулов, чтобы нежностями портить солдата. Придумает же!» Он постоял с минуту в раздумье и решил потихоньку идти в штаб.

Тропка изгибалась то вправо, то влево. Крепчал гомон птиц. И мысли текли, как эта тропинка, об одном, о другом. Кто знал, что вот так повернется служба: возвратился в тот же округ, откуда попросили в свое время. Еще до сих пор таится убеждение, что его не просто отстранили тогда от должности начальника штаба артиллерии, а изгнали как человека лишнего, да к тому же вредного... Потом, работая в Главном штабе ракетных войск, он пытался понять, действительно ли он лишний в армии. О, это были мучительные дни!.. Его непрерывно тянуло в войска. Возвратившись из очередной инспекторской поездки, он тут же просил, чтобы его вновь послали в командировку, и наконец в управлении поняли: если генерала Гросулова подержать в Москве еще полгода, он пропадет как строевой офицер, задохнется без войсковой атмосферы.

У кого-то дрогнула душа. Гросулов и до сих пор не знает, кто первым предложил его кандидатуру на эту должность. Немного растерялся, когда узнал от главкома, что перед тем, как состояться приказу о его новом назначении, с ним будет беседовать министр обороны.

«Беседовать? Что значит — беседовать?» По его мнению, беседы могут вести на посиделках люди, которым делать нечего, и, чтобы убить время, они беседуют, на равных началах излагают друг другу «мыслишки-страстишки». А какая может быть беседа между министром и генерал-майором! Ему показалось это несерьезным, и даже авторитет министра вроде пошатнулся в его глазах...

Он вошел к министру вместе с главкомом маршалом Талубаевым точно в назначенное время. Министр поднялся, вышел из-за стола и просто, как будто не было между ними громадного служебного различия, подал руку ему и маршалу. Он точно помнит, как потом министр показал на кресло и, включив настольный вентилятор, сел рядом с ним. Когда отвечал на вопросы министра, каждый раз вскакивал и садился только тогда, когда тот говорил: «Садитесь». Потом он подумал, что министру уже надоело после каждого ответа говорить «садитесь». и после очередного ответа он не сел, а продолжал стоять, напрягаясь, чтобы не пошатнуться. И хотя все это было привычным, обыкновенным, но все же тогда почувствовал усталость. На мгновение даже показалось, пошатнулся: лицо покрылось потом, который, стекая по щекам, попадал в уголки рта. Он шевелил губами, украдкой стараясь сдуть пот. Видимо, это было смешно, и министр тактично отвернулся к окну. А он в это время вытер платком лицо. Потом министр сказал: «Говорят, у вас большое желание поехать в войска?.. Что ж, это можно сделать. Прочитал я ваши инспекторские записки, акты. Толковые!» Министр говорил приятные слова, но ему не терпелось скорее выйти из кабинета, и когда вышел, то еле дотащился до курительной комнаты: до того расслаб, что сразу не смог набить трубку табаком.