Николай Гром - Уникальные рассказы

Город был мёртв. Убит упавшим с неба рукотворным солнцем. Став похожим на давно заброшенное кладбище с покосившимися надгробиями и изрытыми воронкой могилами.

К одной из таких могил и направлял свои тяжелые шаги мужчина, закутанный в тёплую, одежду, хотя календарно, был ещё только конец августа. Мужчина был совершенно один, и вы едва бы его заметили за покрывшем одежду серым пеплом, который до сих пор продолжал сыпать с вечно серого неба. если бы не висевший на его плечах небольшой, ярко красный рюкзачок, с которого мужчина заботливо стряхивал пепел каждый раз как делал привал.

Этот рюкзачок, ещё помнил осторожные, и заботливые прикосновения своей молодой хозяйки – школьнице по имени Вероника. Или Вера, как в последнее время стал называть её отец, ведь именно Вера, было всё что у него оставалось.

Рюкзаку был уже почти год, но он так и не успел наполниться тетрадями и учебниками, как и положено рюкзакам первоклашек. Но он был очень любим и трепетно храним своей юной хозяйкой, искренни верящей, что вот-вот, уже совсем скоро всё закончится, и они, как ещё сотни других людей, выйдут наружу из своих мрачных убежищ, и устроив массовый субботник в наспех покинутом городе, вновь вернуться к прежней жизни.

Маленькой Верочки едва исполнилось семь, когда привычный для неё мир вдруг пошатнулся, успев лишь издать раскатившейся эхом, тягучий гудок воздушной сирены. В тот день Вероника была в парке со своими папой и мамой. В этом парке было большое, или огромное, каким оно казалось маленькой Верочке озеро, а на покрытом зелёной травой берегу, покоилось перевёрнутые к верху брюхом, прогулочные лодки кроме тех, что уже занятые своими гребцами, бороздили голубовато-зелёную поверхность озера. Кругом играли дети, прогуливались влюблённые парочки и просто грелись на весеннем солнце.

Верочка очень любила этот парк, и старалась не упускать ни одного тёплого дня, чтобы покататься с папой на лодке. Тогда выбравшись на середину озера, отец оставлял вёсла мерно покачиваться за бортом, и брался за чтение утренней газеты. А пока он неспешно читал, его маленькая дочка Вероника откидывалась назад, и прищурив глаза смотрела на небо. Её окутывал звук бьющей о борт мелкой волны, пение птиц и голоса людей.

Путь от убежища в город, занял у отца Веры три долгих, тяжелых дня. Зрелище, приставшие его глазам было ужасно. Это как возвратятся к родителям, которых давно не видел, а оказаться у их заросшей сорняками могилы. Казалось его вот-вот покинут последние силы. И всё что ему хотелось, это просто упасть от бессилия и умереть. Но это чувство преследовало его всю дорогу, и он просто не смог бы преодолеть этот путь если бы поддался ему. Реветь, биться в истерике, кричать уткнувшись заиндевевшем лицом в детский рюкзак. Это всё что он мог себе позволить. А потом встать и идти дальше; ведь он обещал. Вот и парк. Он когда-то был душою города, а сегодня мёртв, мёртв, как и всё вокруг. Его обмелевший водоём покрыла багряной плёнкой, со стороны так похожей на отражение закатного неба. Только это ни небо. И последним закатом озарившем небо, был закат атомного взрыва. Кто и зачем начал ту войну не известно, ясно лишь то, что победивших в ней нет. Остались только выжавшие, те, чья жизнь больше похожа на эхо давно затихшей сирены.

Если верить старым, заводным часа, то отец Вероники добрался до парка примерно в восемь утра. Согнувшись он стоял у подножия моста пересекающего озеро. Путь был завершён, и накопившаяся усталость прижимала его к земле и смыкала припухшие веки.

На секунду среди жгущей темноты, ему послышался звук опущенного в воду весла и чей-то беззаботный смех. Он попытался разомкнуть усталые веки, но не смог. «Папа, папа, давай покатаемся» услышал он дочкин голос, такой явственный и живой, словно она стояла совсем рядом, держа его за руку. Широко распахнув глаза, он посмотрел прямо перед собой. Но в его руках был всё тот же красный рюкзачок, и обжигала воспалённый слух тишина.

Сотрясаясь в рыдание, он облокотился о перила моста, и что-то долго шептал, прижав губы к потёртой спинке рюкзачка. Казалось прошла вечность, ещё одна вечность после рвущей душу катастрофы, прежде чем он продолжил шагать к вершине моста. Трясущимися от рыданий и холода пальцами, он с трудом, но аккуратно, расстегнул молнию и вынул из него небольшой, алюминиевый термос. Прижав термос к груди и заботливо прикрыв его курткой, мужчина зашептал: «Моя девочка. Моя милая маленькая девочка. Я сделал это. Я пришёл» Подойдя к краю моста, случайно столкнув рюкзачок в озеро, мужчина последний раз нежно поцеловал блестящую поверхность термоса, и отвинтив крышку, осторожно протянул его над озером.