Том Вулф: Голос крови

– НАЗОВИТЕ МНЕ ХОТЬ ОДНУ ПРИЧИНУ…

Ничуть не смешавшись от такого наскока, прекрасная наглая сучка делает два шага к «эльфу», наклоняется, чтобы заглянуть Мак в глаза, и спрашивает, не повышая голоса, по-английски:

– Зачем вы плюйте, когда говорите?

– ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?

Наглая сучка подходит еще на шаг. Теперь не больше трех футов отделяет ее от «эльфа» и от Эда на пассажирском сиденье. Теперь уже громче и не переставая сверлить взглядом Мак, она произносит:

– ¡Mírala! Бабка, ты плюйшься como una perra sata rabiosa con la boca llena de espuma [4], и ты заплевала tu pendejocito allí [5]. ¡Tremenda pareja que hacen, pendeja! [6]

Теперь она сердита не меньше, чем Мак, и явно это показывает.

Мак не понимает ни слова по-испански, но и английская часть от язвительной наглой сучки оскорбительна до предела.

– НЕ СМЕЙ СО МНОЙ ТАК ГОВОРИТЬ! КТО ТЫ ЕСТЬ? ПАРШИВАЯ МАКАКА, ВОТ ТЫ КТО!

Наглая сучка огрызается:

– ¡NO ME JODAS MAS CON TUS GRITITOS! ¡VETE A LA MIERDA, PUTA! [7]

Звенящие голоса двух женщин, оскорбления, словно пули, жужжащие мимо его бледного, бескровного лица, – Эд цепенеет. Разгневанная латина смотрит мимо него, будто он пустое место, ничто. Это унизительно. Конечно, он должен призвать все мужество и уверенно положить конец скандалу. Но сказать: «Прекратите обе!» – Эд не решается. Он не смеет показать Мак, что ее поведение хоть в чем-то неправильно. Он научен опытом. Она будет резать его на ленточки весь вечер, причем при друзьях, которые их сейчас дожидаются в ресторане, а он, как всегда, не найдет, что сказать. А будет все принимать, что называется, по-мужски. Усовещивать латиноамериканку тоже боязно. Как это будет выглядеть? Редактор «Майами Геральд» отчитывает, а значит, оскорбляет респектабельную кубинскую сеньору! Señora – это половина его испанского лексикона. Вторая половина – это Sí, cómo no? И к тому же латиноамериканки легко выходят из себя, особенно кубинки, если это кубинка. А кем еще может оказаться в Майами столь очевидно богатая латиноамериканка, кроме как кубинкой? Скорее всего, в ресторане, куда она спешит, ее дожидается муж или поклонник, горячая голова, который потребует от Эда удовлетворения, чем унизит его еще больше. Мысли скачут, скачут. Пули все свистят и свистят туда-сюда. Рот и горло у Эда сухие, как мел. Ну почему они не перестанут?

Перестанут? Ха! Мак орет:

– ГОВОРИ ПО-АНГЛИЙСКИ, ДУРА НЕСЧАСТНАЯ! ТЫ В АМЕРИКЕ! ПО-АНГЛИЙСКИ!

На секунду кажется, что наглая сучка прониклась и замолкла. Но через миг ее холодная заносчивость снова тут как тут, и латина с фальшивой улыбкой ласково говорит:

– No, mía malhablada puta gorda [8], мы в Майами щас! И ты в Майами щас!

Мак столбенеет. И на несколько секунд теряет дар речи. Наконец разражается придушенным шипом: «Наглая сучка!» – и тут же давит газ и трогается рывком, заставляя шины «эльфа» жалобно визжать.

Губы у Мак сжаты так крепко, что плоть выше и ниже рта вздувается валиком. Мак качает головой, и, кажется Эду, не от злости, а от чего-то много худшего: от унижения. Она не решается на него посмотреть. Ее мысли запечатаны в капсуле только что случившегося.:::::: Твой верх, наглая сучка.::::::

В «Бальзаке» – битком. Гомон в зале уже достиг пикового «мы в клевом ресторане, ну здорово же» уровня… но Мак упорно хочет пересказать происшествие, чтобы услышали все шестеро гостей – так она распалилась… Кристиан Кокс, Мариэтта Стиллман… подружка и сожительница Кристиана Джилл-люблю-Кристиана… муж Мариэтты, Тэтчер… Чонси и Исабель Джонсон… шесть англо с, настоящих англос, не хуже Эда и Мак, американских протестантских англос… Но господи помилуй! Эд отчаянно стреляет глазами во все стороны. За соседним столом вполне могут сидеть кубинцы. Видит бог, деньги у них есть! Ну, точно! Вон! А официанты? На вид тоже латиносы… да, непременно латиносы… Эд больше не слушает возмущений жены. Откуда ни возьмись в его голове возникает фраза. «Все люди… все кругом… услышали голос крови! Религия умирает… но каждому из нас нужно во что-то верить. Было бы невыносимо – такое не вытерпеть – в конце концов, спросить себя: «К чему притворяться? Я только лишь безымянный атом в суперколлайдере под названием Вселенная». Но вера – это, по определению, чувство слепое и иррациональное, ведь так. Значит, мои дорогие, только кровь, кровные связи, пронизывающие самые наши тела, могут нас объединить. La Raza, как кричат пуэрториканцы. И весь мир кричит: “Раса!” У всех людей, по всей Земле только одно осталось на уме – голос крови!» Все люди, по всей Земле, у вас не осталось иного пути – только голос крови!