Николя Ванье - Белль и Себастьян

То был пятый по счету понедельник, их пятая встреча. Он появлялся всегда в одно и то же время, когда она закрывала лавку, и он знал, что никто не будет путаться под ногами.

И каждая встреча подразумевала молчаливое противостояние между ним, немецким офицером, и ею, молодой француженкой. Все было ясно без слов. Анжелина вела себя осмотрительно, однако даже речи не могло быть о том, чтобы она перед ним лебезила. Если их взгляды встречались, то девушка всегда смотрела на немца с вызовом.

Для маленькой пекарни тридцать килограммов хлеба — огромное количество, и Жермену приходилось работать вдвое больше обычного. К счастью, за последние месяцы он приобрел сноровку настоящего хлебопека. Как и Жермен, Анжелина не выбирала для себя этой работы: война все решила за них. В 1940-м сен-мартенский булочник не вернулся из Арденнов, а его супруга, едва узнав о смерти мужа, переехала жить к своим родителям. Нужно было срочно найти подмастерье, который бы возился с тестом и у печей, а также продавца, чтобы продавать готовый хлеб и вести дела с поставщиками. Желающих не нашлось, поэтому Анжелина взяла обязанности продавца на себя. Что до подмастерьев, то первый проработал год и подался в мак и , [5] Мак и — партизан. другой очень скоро сбежал в город, потом на это место пришел Жермен.

Во второй понедельник она пожаловалась Брауну, что удалось найти только пшеничную муку с примесью ячменя и ржи, и тот сунул ей в руку несколько продовольственных карточек. Она уже готова была сказать ему «спасибо», но в последний момент опомнилась. За что, собственно, его благодарить? За оккупацию? Девушка понимала: обер-лейтенант ее испытывает. И догадывалась, что с другими булочниками вряд ли обходятся так мягко, как с ней, не говоря уже о карточках, дающих право на получение нескольких дополнительных килограммов муки… То был их с ним секрет, больше похожий на спекулятивную сделку. Но, с другой стороны, глупо отказываться от этих карточек и кормить немецких солдат за счет своих односельчан!

Поэтому понедельников Анжелина ждала с трепетом, и волнение в ее душе нарастало по мере того, как часовая стрелка подбиралась к трем…

Когда звякнул колокольчик, она как раз листала блокнот, куда записывала заказы и количество проданного товара. Не промолвив ни слова, он застыл посреди лавки. Прошло не меньше минуты, но ни он, ни она не нарушили тишины даже вздохом. Ей вдруг подумалось, что от него исходит энергия, которую невозможно не почувствовать. Моментально устыдившись подобных мыслей, Анжелина подняла голову, в душе сожалея, что так легко отдает ему победу. Что ж, сегодня первый раунд противостояния остался за ним… Она вскинула брови, словно бы до этого мгновения не подозревала о его присутствии в лавке, а он поприветствовал ее изысканным поклоном.

— Мадемуазель…

— Здравствуйте, обер-лейтенант. Ваш хлеб готов. Тридцать килограммов.

— Никаких проблем на этой неделе?

— Никаких.

— У вас нет жалоб?

— Если они и есть, то общего порядка.

— И что за жалобы?

— Например, на эту войну. Но, я полагаю, вы не смогли бы прекратить ее в одиночку, даже если бы я вас об этом попросила.

— Совершенно верно. Боюсь, это не в моей власти. И все-таки мне бы хотелось сделать для вас что-то приятное.

Анжелина покраснела, в душе проклиная свою наивность. Теперь он будет думать, будто она пытается ему понравиться!

— Вот ваш хлеб! Можете позвать своих людей. И пожалуйста, не задерживайте меня. У нас еще много работы.

На сей раз пришел его черед удивляться, и она получила от этого огромное удовольствие. Он попрощался, щелкнув каблуками, и открыл входную дверь. В булочную вошли его обычные спутники, Ханс и Эрих.

Выходя на улицу, офицер едва не споткнулся о мальчика, сидевшего на верхней ступеньке порожков, и рассеянно погладил его по голове. Каждая встреча с этой француженкой волновала его все больше. Брауна очаровывала не только красота девушки, но и ее манера смотреть на него, и то сияние, которое, как ему казалось, она излучала. Он попытался представить, как эти нежные черты озаряет искренняя улыбка, и дал себе обещание, что в свой следующий приезд обязательно заставит ее улыбнуться.

Он не заметил, как поморщился от его прикосновения мальчик. Браун его попросту не узнал.

Себастьян поджидал Анжелину, чтобы вместе с ней пойти домой, украдкой наблюдая за мальчишками, игравшими в мяч на площади, — Жан-Жаном, Пьеро, Гаспаром и двумя близнецами Тиссо. Деревенские дети даже не смотрели в его сторону, словно он был невидимым. Посидев еще немного, Себастьян пнул ногой свой рюкзак, и он скатился вниз по ступенькам. Мальчик и сам не смог бы сказать, злит ли его безразличие сверстников или огорчает. Прежде чем усесться на порожках, он дважды медленным шагом обошел площадь в надежде, что его позовут играть. Это было глупо, потому что никто из детей никогда с ним не заговаривал, однако Себастьян надеялся, что однажды случится чудо и найдется кто-то, кто из любопытства или дружелюбия сделает первый шаг. Он отдал бы все свои сокровища, только бы иметь друга, которому можно было бы довериться, рассказать о матери и о Зверюге, поделиться секретами и тем, что он услышал от взрослых о войне. Он никак не мог понять, отчего другие от него шарахаются только потому, что он на них не похож? И с тревогой думал о том, что произойдет, если его запишут в школу. Может, будет еще хуже?