Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

— ДУНГ СА — НЕ БОЙТЕСЬ! — сказал он им, и они тут же перестали плакать. У дверей столпились девочки-сироты.

Майор Ролз снял свой галстук и попытался наложить жгут чуть повыше локтя на одну из Оуэновых рук. Я снял галстук с Оуэна и попытался соорудить такой же жгут на другой его руке. У Оуэна Мини не было обеих рук — их оторвало почти по локоть, примерно на три четверти от всей длины предплечий, но кровотечение пока было не слишком сильное. Один знакомый врач объяснил мне потом, что в первые минуты сосуды сжались от спазма. Кровь, конечно, текла, но не так сильно, как можно было бы ожидать при такой чудовищной травме. Обрывки ткани, что свисали с его культей, своей нежностью и прозрачностью напоминали паутину, а тонкостью и изящным переплетением — старинные кружева. Больше никаких ран на Оуэне заметно не было.

Затем кровь пошла сильнее; чем туже мы с майором Ролзом затягивали жгуты, тем сильнее хлестала кровь.

— Пойдите позовите кого-нибудь, — попросил майор монахиню.

— ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗДЕСЬ, — сказал мне Оуэн. — ПОНИМАЕШЬ ЗАЧЕМ? — спросил он меня.

— Да, — ответил я.

— ПОМНИШЬ НАШИ ТРЕНИРОВКИ? — спросил он.

— Помню, — сказал я.

Оуэн попытался поднять руки; он старался протянуть их в мою сторону, — по-моему, он хотел дотронуться до меня. Только тут он понял, что рук у него больше нет. Это открытие его, кажется, не удивило.

— ПОМНИШЬ ВАТАХАНТАУЭТА? — спросил он меня.

— Помню, — ответил я.

Потом он улыбнулся «пингвинихе», которая старалась поудобнее уложить его у себя на коленях. Ее платок был сплошь забрызган его кровью, и монахиня пыталась как можно плотнее закутать его в свое одеяние, потому что он начал дрожать.

— «И ВСЯКИЙ, ЖИВУЩИЙ И ВЕРУЮЩИЙ В МЕНЯ, НЕ УМРЕТ ВОВЕК», — сказал ей Оуэн.

Монахиня согласно кивнула и перекрестила его. Затем Оуэн улыбнулся майору Ролзу.

— ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗАБОТЬТЕСЬ, ЧТОБЫ МНЕ ДАЛИ ЗА ЭТО КАКУЮ-НИБУДЬ МЕДАЛЬ, — попросил он майора. Тот склонил голову и еще туже затянул жгут.

Лишь на одно короткое мгновение Оуэн выглядел удрученным — по его лицу пробежало что-то более глубокое и мрачное, чем просто гримаса боли, и он сказал держащей его монахине:

— МНЕ ЖУТКО ХОЛОДНО, СЕСТРА ВЫ НЕ МОГЛИ БЫ ЧТО-НИБУДЬ СДЕЛАТЬ?

Затем то, что мучило его, полностью прошло, и он снова улыбнулся, глядя на нас, — этой знакомой, так часто бесившей меня усмешкой.

Потом он посмотрел только на меня.

— ТЫ ДЕЛАЕШЬСЯ ВСЕ МЕНЬШЕ И МЕНЬШЕ, НО Я ВСЕ ЕЩЕ ВИЖУ ТЕБЯ! — сказал Оуэн Мини.

А потом он ушел от нас; его не стало. По его почти веселому выражению лица я понял, что он сейчас уже где-то на высоте пальмовых верхушек

Майор Ролз позаботился, чтобы Оуэн Мини получил медаль. Меня попросили написать свидетельские показания, но главную роль в проталкивании всех нужных бумаг по цепи военных инстанций сыграл майор Ролз. Оуэна Мини наградили так называемой Солдатской медалью: «За героизм, связанный с добровольным риском для жизни в условиях, отличных от непосредственного участия в боевых действиях с вооруженными силами противника». По словам майора Ролза, Солдатская медаль по рангу стоит выше, чем Бронзовая звезда, но ниже, чем орден Доблестного легиона. Естественно, для меня не имело особого значения, где по рангу стоит эта медаль, но, думаю, Ролз был прав: для Оуэна Мини медаль кое-что значила.

Майора Ролза не было на похоронах Оуэна. Он извинился по телефону, что не приедет в Нью-Хэмпшир, но я заверил его, что полностью понимаю его чувства. На своем веку майор Ролз повидал достаточно покрытых флагом гробов; и героев он тоже на своем веку повидал достаточно. Майор Ролз никогда не знал всего, что знал Оуэн; майор знал только, что Оуэн герой, — он не знал, что Оуэн Мини еще и чудо.

Есть одна молитва, которую я часто повторяю, когда молюсь за Оуэна. Это одна из коротеньких молитв, которые он читал у могилы моей мамы в ту самую ночь, когда мы с Хестер нашли его на кладбище, — он тогда принес с собой фонарик, потому что знал, как мама не любила темноты.

— «ПУСТЬ ВВЕДУТ ТЕБЯ В РАЙ АНГЕЛЫ ГОСПОДНИ», — говорил он над могилой моей мамы, и теперь я говорю то же самое для него — я знаю, это была одна из любимых его молитв.

Я всегда молюсь за Оуэна Мини.

И еще я часто пытаюсь представить себе, что мог бы ответить Марии Бет Бэйрд, когда она заговорила со мной на похоронах Оуэна. Если бы я мог говорить, если бы у меня вдруг не пропал голос — что бы я ей сказал, что бы я смог ей ответить? Бедная Мария Бет Бэйрд! Она так и осталась стоять на кладбище, не получив от меня ответа.