Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

Но я не жаловался; что бы ни происходило тогда, я не ныл. Мне казалось, я наслушался нытья Хестер на всю жизнь. Помните «Закон о мероприятиях военного времени» [33] Речь идет о введении чрезвычайного положения в отдельных районах Канады после терактов в Квебеке в 1970 г. ? Я не сказал ни слова; я со всем соглашался. Ну и что, если на шесть месяцев отменили гражданские свободы? Ну и что, если могут без ордера проводить обыски? Ну и что, если людей могут задерживать без предоставления адвоката на срок до девяноста дней? Ведь все это происходило в Монреале. Окажись тогда Хестер в Торонто, даже ее здесь никто не арестовал бы! Я молчал и не высовывался; я искал новых знакомых среди канадцев, старался с кем-то подружиться, и большинство моих друзей едва не молились на Трюдо и считали, что он не может сделать ничего плохого. Даже дорогой мой друг, каноник Кэмпбелл, как-то выдал дежурную фразу — и я не стал с ним спорить. Каноник Кэмпбелл сказал: «Знаете, Трюдо — это наш Кеннеди». Слава богу, каноник Кэмпбелл не сказал «Трюдо — это наш Кеннеди» Оуэну Мини; мне кажется, я знаю, что ответил бы Оуэн.

«ОГО, ВЫ ХОТИТЕ СКАЗАТЬ, ТРЮДО ТРАХАЛСЯ С МЭРИЛИН МОНРО?» — сказал бы ему на это Оуэн Мини.

Но я уехал в Канаду не за тем, чтобы корчить из себя умника-американца; к тому же каноник Кэмпбелл сказал мне, что большинство канадских умников стремятся в Штаты. Мне вовсе не хотелось стать одним из тех, кто критикует все подряд. В 70-е годы в Торонто хватало американцев-нытиков; кое-кто из них ныл и по поводу Канады — Канада, видите ли, уже продала Соединенным Штатам боеприпасов и другого военного снаряжения больше чем на пятьсот миллионов долларов.

«Канадских долларов или американских?» — не моргнув глазом спрашивал я; мне не хотелось ни во что ввязываться. Иными словами, я изо всех сил старался и вправду стать канадцем; я не собирался драть глотку из-за всякого американского дерьма и любой американской херни. Когда мне сказали, что к началу 70-х Канада на международных поставках оружия стала зарабатывать больше всех в мире на душу населения, я ответил: «Правда? Надо же, как любопытно!»

Кто-то говорил, будто большинство противников войны, вернувшихся в Соединенные Штаты, просто не выдержали канадского климата. Меня спросили, что я думаю о серьезности антивоенного движения, если «эти люди» могут отречься от своих убеждений из-за того, что здесь немножко холодно.

Я сказал, что в Нью-Хэмпшире холоднее, чем здесь.

А знаю ли я, спросил меня один, почему черных американцев в Канаду приезжает не так много? А те, что приезжают, заметил другой, не остаются надолго. Это потому, что в гетто, откуда они приехали, с ними обращались лучше, объяснил третий. Я промолчал.

Я стал гораздо более ревностным англиканцем, чем до этого был конгрегационалистом или епископалом — или даже прихожанином внеконфессиональной церкви, если так можно выразиться. Я принимал такое участие в делах церкви Благодати Господней на Холме, как не участвовал прежде ни в каких церковных делах. А кроме того, я стремился стать хорошим учителем. Я тогда был еще молод, мне исполнилось всего двадцать шесть, и, когда я начал преподавать у этих девчонок из школы епископа Строна, у меня не было своей девушки; но я ни разу не взглянул ни на одну из них с подобным прицелом, даже на тех, что страдали по мне — по-школьному, по-детски. О, эти девчонки страдали по мне так недолго, всего несколько лет, — теперь-то нет, конечно. Но я до сих пор помню этих симпатичных школьниц; кое-кто из них даже приглашал меня потом на свадьбу!

В те первые годы, когда каноник Кэмпбелл был мне таким другом и вдохновителем — когда я носил с собой мою Книгу общей молитвы и «Руководство для иммигрантов призывного возраста, въезжающих в Канаду», куда бы ни шел, — я оставался настоящим канадцем, канадцем — по духу и по паспорту.

Когда бы я ни натыкался на толпу этих активистов из САИ — а я не так уж часто на них натыкался, во всяком случае в Форест-Хилле, — я даже не заговаривал о Соединенных Штатах или о Вьетнаме. Должно быть, я верил, что мой гнев и одиночество возьмут и сами уйдут — если я не стану их удерживать.

Тогда устраивали митинги, разумеется протестные. Но я не ходил туда; я и в Йорквилл-то [34] Йорквилл — квартал Торонто, в 60—70-х годах был центром контркультуры и местом притяжения хиппи; здесь в кофейне «Речной пароходик» выступали канадские фолк-певцы, в том числе Нил Янг, Гордон Лайтфут, Джони Митчелл и др. ни разу не забрел — вот как я старался держаться от всего этого подальше! Когда «Речной пароходик» вышел из моды, я не особенно горевал — и не пел старых песен в стиле фолк, даже про себя. Я достаточно наслушался, как их поет Хестер. Я тогда стригся коротко; я и сегодня стригусь коротко. Я никогда не носил бороды. Ох уж все эти хиппи, все эти песни протеста и «сексуальная свобода» — помните? Оуэн Мини пожертвовал гораздо большим, он гораздо больше пострадал — так что меня не заботили ни страдания остальных, ни то, что те считали своими героическими страданиями.