Джули Тиммер - Лишь пять дней

— Это из-за того, что случилось сегодня в школе?

Мара вдохнула, когда темная головка оторвалась от подушки и закивала.

— Понятно. Давай об этом поговорим. Если все так плохо, лучше дать выход эмоциям, а не держать в себе.

Лакс повернулась к отцу, лицо красное от злости и удрученное.

— Я больше не дружу с Лизой, — всхлипнула она, — больше нет! Я никогда не буду с ней разговаривать.

— Ах, — Мара услышала вздох облегчения в его голосе, — так это из-за Лизы? А что случилось?

— Она говорила, — Лакс вздохнула, чтобы перевести дыхание, — нехорошие вещи, — и захныкала сильнее.

— Какие нехорошие вещи?

Девочка отвернулась к стене.

— Лакшми, ответь. Какие нехорошие вещи?

Все еще глядя в стену, она пробормотала:

— Она назвала маму пьяницей.

— Пьяницей? — Мара услышала напряжение в голосе мужа, хоть он и пытался его скрыть и спрашивал с полуулыбкой. Чувство страха вползло и в душу Мары.

— Ой, какое глупое прозвище, и странно, что пятилетний ребенок говорит такие вещи в детском учреждении. Но может быть, она не хотела грубить?

Лакс внимательно посмотрела на отца:

— Она услышала это от старших. И она хотела нагрубить. — В одно мгновение резкий взгляд девочки превратился в обиженный, и новые слезы хлынули из глаз. Тоненькие плечи тряслись, голос сорвался, и между всхлипами она пыталась выдавить:

— Они. Все. Все. Кроме. Сьюзан. — Еще вдох. — Она единственная. Единственный друг, который у меня еще остался. — Она опять сделала паузу, донеслось еще больше всхлипов. — Они все имели в виду то, что сказали, и старшие дети тоже! Они все так ее называли. Пьяница! Потому что она смешно ходит! И старшие дети сказали, что она выглядит пьяной. Я спросила учительницу, что означает «пьяная», и она сказала, что это плохо. — Малышка опять содрогнулась, обняла папу и спрятала лицо у него на груди.

Пьяная. Мара посмотрела вниз — полотенца, которые она держала, двигались взад-вперед, вправо-влево. Она не замечала, что ее руки двигаются.

Аносогнозия! Отсутствие у пациента с болезнью Гентингтона осознания собственных движений. Она вспомнила объяснения доктора Мизнера. Потом Тома, потом доктора Тири.

Она слышала, что пациентов с Гентингтоном арестовывали на улицах за публичное пьянство из-за их странной походки, движений да еще и споров с полицией. Они доказывали, что идут совершенно нормально. И сейчас с Марой происходило то же самое. Но вместо того, чтобы позориться перед полицией, она унизила дочь в присутствии толпы детей!

Началось ли это сегодня в школе, раздумывала она, или она уже давно странно ходит.

Внезапно ее накрыло: мальчик и его мама в магазине смотрели на нее немного странно, и не потому, что она обмочилась. Гарри практически выпрыгнул из машины и ринулся ей навстречу, когда увидел, как она двигается от двери авторемонтной мастерской, а продавщица в магазине одежды… Вот почему она тогда на нее уставилась! Мара столько раз отмахивалась от этих взглядов, думала — все из-за того, что она странно себя ведет. Она просто не признавала, что за ними кроется нечто большее.

Теперь она поняла, почему на нее все пялились! Всю неделю она ходила как пьяная. Только ее семья и друзья вели себя так, будто ничего не изменилось. Мара знала, что должна быть благодарна им за это, но взгляд и слова дочери заставляли ее чувствовать прямо противоположное.

— Прости, малыш, и маме тоже очень жаль, — сказал Том, — но это не ее вина. Помнишь, мы с мамой говорили тебе, что мама себя в последнее время плохо чувствует. Мы тебе рассказывали — у нее такая штука, называется Гентингтон, и именно поэтому она перестала ходить на работу. Поэтому раньше она была злая иногда, пока не начала принимать лекарства. Помнишь? Мы тебе говорили, что когда люди этим болеют, они ничего не могут с собой поделать. И болезнь заставляет их вести себя так, как нам может не нравиться, но мы не должны злиться, ведь это не они, это болезнь.

Супруги не особо вдавались в подробности, когда беседовали с Лакс о состоянии Мары. Логично, учитывая возраст девочки, что об особенностях таких пациентов компетентно ей должен сообщить социальных работник из клиники доктора Тири.

Но у них так не будет, решила Мара. У них не было секретов друг от друга. Нужно говорить все, как есть.

В их семье все части тела называют своими именами. А прошлым летом, когда Лакс, которой тогда было четыре, спросила маму: «А почему ты принимаешь эти таблетки каждое утро?», они прямо объяснили ей почему.