Дэвид Николс - Мы

Я посмотрел в сторону берега, пытаясь отыскать глазами Алби, но я слишком далеко заплыл. Я беспомощно болтался в воде, страдая от упорной боли в ноге, спине и руке, а затем снова ушел под воду, на этот раз мои глаза были крепко зажмурены, поскольку я даже не хотел знать, что там вокруг меня творится, и вот очередной удар хлыста, теперь уже по плечу, и я подумал: боже мой, я умру прямо здесь, я сейчас утону, скончаюсь от анафилактического шока от бесчисленных ожогов и тихо уйду на дно. Я был уверен, что умру, уверен как никогда, и даже рассмеялся про себя, ужасно нелепая смерть, возможно, это даже попадет в британские газеты, а затем вспомнил о своих купальных трусах телесного цвета, с объемом талии 30 дюймов, тогда как в принципе он должен быть 34 дюйма, может быть даже 36, и я взмолился: Господи, пожалуйста, не дай им найти мое мертвое тело в трусах с талией 30 дюймов, не хочу, чтобы Конни при опознании увидела меня в этих детских плавках. Да, это мой муж, но плавки, плавки определенно принадлежат кому-то другому. «Господи Исусе! — воскликнул я и снова расхохотался булькающим смехом. — Господи Исусе, Конни, прости меня». Я вызвал в воображении ее лицо, то, о котором я всегда думал, — лицо на фотографии; это звучит сентиментально, понимаю, но, по-моему, в подобные минуты можно позволить себе быть сентиментальным. Вот такие дела. Я подумал о Конни, и об Алби тоже, о нашей маленькой семье, а затем сделал еще один вдох и из последних сил поплыл к берегу, стараясь скользить по поверхности воды.

Из воды я выходил еще менее элегантно, чем входил, спотыкаясь на неверных ногах, словно жертва кораблекрушения, а затем продвигаясь на четвереньках промеж играющих в волейбол. В панике я неправильно определил направление и выбрался на сушу примерно в ста метрах от Алби, и некому было помочь мне подняться или хотя бы спросить, что случилось. Итак, пока я, стоя на коленях, пытался отдышаться, над моей головой туда-сюда летал мяч.

Когда я наконец вернул себе способность нормально идти, то отправился на поиски Алби. Солнце немилосердно палило и, словно сквозь увеличительное стекло, насквозь прожигало голову. Вода, по крайней мере, хоть как-то освежала, а тут я почувствовал, будто меня поджаривают на медленном огне. Даже легкое движение воздуха многократно усиливало боль в обожженных местах, но я, оказывается, был не единственным пострадавшим. «Medusa, medusa», неслось мне вслед, пока я в очередной раз пытался отыскать Алби.

Наконец я нашел его, спавшего без задних ног.

— Алби, Алби! Просыпайся!

— Па-па! — недовольно заворчал Алби, прикрывая рукой глаза от яркого света. — Ты чего?

— На меня напали. Медузы.

Он тут же сел:

— В воде?

— Нет, на суше. Забрали ключи и бумажник.

— Ты весь дрожишь.

— Потому что мне больно, Алби, действительно больно.

Увидев мои ожоги, Алби моментально начал действовать, схватил телефон и загуглил «ожоги от медузы», я же тем временем прятался под полотенцем, морщась всякий раз, когда махра касалась обожженных участков кожи.

— Надеюсь, мне не придется на тебя писать, да? Это было бы слишком по Фрейду и вообще странно. Потом пришлось бы лет пятьдесят лечиться у психиатра.

— По-моему, уринотерапия — миф.

Он снова обратился к телефону:

— Так и есть! Это миф! На самом деле там говорится, надо вынуть из тела щупальца и жала, а затем принять кучу обезболивающих. Ты куда?

Морщась от боли, я натянул рубашку, меня начало подташнивать.

— Пожалуй, вернусь в номер и прилягу. В сумке есть парацетамол.

— Ладно, тогда я с тобой.

— Нет, оставайся тут.

— Но я хочу…

— Я серьезно, Алби, ты хорошо проводишь время. А я немного посплю, и все пройдет. Только не вздумай плавать. Кстати, а какой SP-фактор у твоего солнцезащитного лосьона?

— Восемь.

— Ты с ума сошел! Только посмотри, где сейчас солнце! Тебе нужен по крайней мере SP-фактор тридцать.

— Папа, по-моему, я достаточно взрослый, чтобы самому решать…

— На, возьми… — Я сунул ему в руки лосьон. — И не забудь про кончики ушей. Жду тебя в отеле.

И вот, со штанами и ботинками в широко расставленных руках, я пробрался сквозь толпу и поплелся обратно в отель.

Я был одет не самым подобающим образом для респектабельного холла, но мне было плевать. К тому времени, когда я наконец добрался до своего номера, тошнота еще больше усилилась, хотя боль немного отступила, а потом и вообще притупилась на фоне непрерывно повторяющихся сердечных приступов — по грудине словно били кувалдой, — и уже первый удар повалил меня на пол, вышибив из меня дух.