Дэвид Николс - Мы

— Ничуточки.

Мы уже были на пороге pensione и теперь стояли лицом друг к другу.

— Сегодня был лучший день моего путешествия, галерея и этот вечер. Жаль, что мы так поздно встретились.

— Мне тоже.

На секунду мы замолчали.

— Надеюсь, комната не будет ходить ходуном, когда я лягу, — бросила она.

— Я тоже.

Еще одна секунда.

— Ну ладно!

— Ну ладно…

— Нам завтра обоим рано вставать. Пора на боковую.

— Печально, но факт.

Я открыл дверь, но Фрея не шелохнулась, и я снова закрыл дверь. Она рассмеялась, покачала головой и выпалила одним духом:

— Терпеть не могу использовать алкоголь в качестве предлога, но не уверена, что сказала бы это на трезвую голову, а потому, быть может, учитывая вашу ситуацию, вам, наверное, наплевать, но мне невыносимо думать о том, как вы там один, в этой крошечной комнатенке, и если желаете присоединиться ко мне сегодня вечером, в моем номере, естественно, без всяких там… амуров, совершенно не обязательно, просто для тепла — ну, не для тепла, сейчас слишком жарко для тепла, — для компании, вроде тихой гавани, тихой пристани — так говорят? Ладно, если вам кажется, что вы способны на это без лишних угрызений совести, то я буду просто счастлива.

— Да, — ответил я. — С удовольствием.

В общем, так мы и сделали.

Что ж, это было ошибкой.

Несмотря на чисто физическое изнеможение, в ту ночь я практически не сомкнул глаз, хотя вовсе не из-за того, о чем вы могли бы подумать. Я не мог заснуть скорее из-за переизбытка кофеина, вина и шума в голове, а отнюдь не из-за вожделения. На самом деле уже через несколько минут Фрея мирно спала у меня на плече, дыша на меня алкоголем и зубной пастой незнакомой марки, и хотя она не храпела в прямом смысле этого слова, но тем не менее явственно посапывала, а в горле у нее что-то булькало и хрюкало. Смущение и желание соблюсти приличия вынудило нас остаться в футболках, вследствие чего нам сейчас было отчаянно жарко, а прикосновение даже тонкой хлопковой простыни к моим израненным ногам заставляло меня нервно дергаться и извиваться, и, по мере того как шло время, несомненные удовольствия прошлого вечера постепенно таяли, растворяясь в чувстве вины, дискомфорта и душевного непокоя. При всем желании невозможно было понять, как тот факт, что я лежу в данный момент рядом с практически незнакомой женщиной, придавленный тяжестью ее тела, может спасти мой брак; более того, я ни на секунду не забывал о том, что в кармане моих брюк, аккуратно сложенных на стуле, находится выключенный телефон. Интересно, звонила ли мне Конни? А вдруг появились какие-то новости? А вдруг я ей нужен? А что, если она сейчас тоже лежит без сна? Когда радиочасы с трех ночи перескочили на четыре, я окончательно простился с надеждой уснуть, высвободил плечо из-под головы Фреи и извлек телефон.

Свечение экрана мобильника в четыре утра куда более мощный стимулятор, нежели эспрессо, и через пару секунд я был в полной боевой готовности. Никаких сообщений, никаких текстов или имейлов. В поисках утешения, движимый сентиментальным желанием вновь увидеть оживленное, улыбающееся лицо сына, я подключился к видео, где они поют «Homeward Bound» на какой-то неизвестной венецианской площади. С выключенным звуком выступление понравилось мне еще больше, и я даже успел заметить их несколько глуповатый влюбленный вид, на что я раньше как-то не обратил внимания. «Может быть, лучше его отпустить», — сказала Фрея.

Невозможно. Я снова набрал кейт килгур , опробовал парочку тупиковых вариантов и наконец на сайте по обмену фотографиями нашел виртуальный, визуальный дневник ее путешествий. Вот Кейт и Алби, щека к щеке, стоят на мосту Риальто, надув губы и подставив лоб рыбьему глазу фотокамеры мобильника, в той позе, которая в наши дни уже стала стандартной. Вот достаточно унылое фото Алби, одетого в нечто черно-белое и тоже унылое, он позирует, прижавшись щекой к грифу гитары, внизу подпись: «Любовник и друг. Алби Петерсен», а еще ниже — комментарии фанов и друзей КК, явно не дружащих с пунктуацией: роскошно!!! осади назад сучка он мой, так держать, привези его в сидней, он хорошенький чертова девчонка да он красавчик. Моя родительская гордость боролась с некоторым изумлением от знакомства с этим дерзким новым миром, где нашел свое место Алби и где всему присваивались свои рейтинги, включая сексуальную привлекательность незнакомцев, и каждый непременно должен был высказать свое мнение. Никаких комплексов, никаких запретов. Я бы! — гласила одна из ремарок. Вот и все, просто я бы ! И никаких тебе заумных разговоров и пьяных признаний шепотом, сделанных в траттории на задворках? Боже правый, подумал я, как же мне жить в этом мире, где люди свободно выражают то, что чувствуют?