Лондон - время московское

А на игру в поло он приезжает так, чтобы время оставалось только переодеться. Когда все заканчивается, благодарит английских товарищей по команде за игру, извиняется за допущенные оплошности — и уезжает, сознательно избегая общения за пинтой пива.

Он говорит, что понимает русских, которые так хотят стать тут своими, что даже пишут ему эсэмэски по-английски, — но никогда сам так не делает, потому что не хочет ломать себя через колено. И не предпринимает поэтому никаких специальных усилий, чтобы бегло заговорить на английском.

Хочет, чтобы язык выучился как-то сам собой. Но пока сам собой он выучился только у детей, которые при прочих равных теперь предпочитают говорить по-английски (отец даже боится, что со старшим они “упустили русский язык”).

Чтобы главе семейства стать тут своим, надо хотя бы начать поздравлять всех “с крисмасом” — а Чичваркину “с крисмасом” поздравлять лень. Для него это не праздник, а время, когда можно неплохо заработать — на тех, кто поздравляет других.

И называть цыган не цыганами, a travellers ему кажется псевдотолерантностью. Англичане вообще представляются ему людьми хоть просвещенными и дельными, построившими великое государство и потрясающий город, но все-таки немножко двуличными.

Любое его общение с английской публикой заканчивается одним и тем же: рано или поздно Чичваркин приходит к пониманию, что человеку нужно от него лишь одно — деньги.

— Вот кто-то тебе что-то предлагает, ты говоришь “нет-нет-нет”, а потом подумаешь: “Ну ладно, давайте…” — продолжает Евгений Александрович, — и в тот же момент понимаешь: точно, деньги нужны… Конечно, везде есть интеллигенция. Но у меня нет шансов с ней встретиться. Какому-нибудь Стивену Фраю ведь со мной абсолютно не интересно. И ни с каким англичанином не будет той близости, которой можно достичь с русским… Я тут подумал, что в шесть лет это будет срок окончательной ассимиляции. Больше, чем в этот год, я вряд ли ассимилируюсь.

— То есть не очень-то ассимилируешься.

— Я жду, когда власть сменится, чтоб вернуться в Россию и построить филиал рая на земле.

Чичваркин, конечно, саркастически улыбается при этом. Потому что давно уже свыкся с мыслью, что Путин всех перехитрил и укрепился на троне надолго.

Но я знаю, что тут Евгений Александрович серьезен как никогда. Эта идея фикс — построить именно в России свой райский уголок — преследует его много лет.

В свое время торговец с рынка занялся телефонами по чистой случайности — друг попросил помочь. А дальше просто понесло. Но когда-нибудь — например, после выхода “Евросети” на биржу — ее создатель должен был смотать удочки, чтобы заняться делом, к которому у него по-настоящему лежала душа.

К чему она лежит, Чичваркин понял после того, как побывал в потешной “русской деревне” Верхние Мандроги, построенной петербургским бизнесменом Сергеем Гутцайтом на берегу реки Свирь.

Туристический комплекс с лосиной фермой, стрельбищем, ремесленной слободой, музеем водки и вертолетной площадкой так его впечатлил, что сначала он думал купить Мандроги у Гутцайта, но не сошелся в цене, да и загорелся идеей самому сделать нечто подобное — только по-своему, и больше, и круче.

Недавно Чичваркин летал в Грузию (после того как присяжные оправдали его коллег, он свободно перемещается по миру) и увидел там “три процента своей мечты”.

— Там маленькая гостиница, симпатичные домики, кухня, свой виноградник, бассейн… Оазис буржуазии в горах недалеко от Тбилиси. После этой поездки она мне снилась. Она мне много ночей снилась…

Так зачем ждать, когда появится возможность вернуться? Почему нужно строить филиал рая на земле не в излучине Темзы, а обязательно на берегу Оки? Почему нельзя замутить что-нибудь похожее здесь, в государстве закона и просвещенных граждан? Получилось ведь с винным магазином — почему не может получиться снова?

Потому, втолковывает мне Чичваркин, что магазин этот работает в “надрыночном пространстве” и покупают тут не столько англичане, сколько граждане мира, просто выбравшие Лондон своей резиденцией.

Этот винный бутик — штучная история, таких не натыкаешь по всей Великобритании, как желтые киоски “Евросети”. А чтобы сделать что-нибудь стоящее для самих англичан, нужно этих граждан понимать. А чтобы их понимать, нужно стать тут своим.

Кто мешает? Тысячи русских работают в английских компаниях. Пишут эти самые эсэмэски на английском. Поздравляют друг друга “с крисмасом”. Стоят в английских пабах по вечерам и пьют английское пиво с совершенно английскими красными мордами.