Лондон - время московское

Казалось, Дэлли особенно трудно дышать, он выглядел выщербленным, пожелтевшим. Может, это из-за кошмаров? В последнее время он почти ничего не ел.

— И последнее, — сказал Дэлли. — Пусть каждый принесет мне голубя. И веревку.

Они принесли. Так крепко Дэлли еще никогда не спал. Потом он дал им по птице.

— Просто чтобы вы знали.

Джозеф запомнит на всю жизнь то, что испытал после пробуждения. По телу разлилось умиротворение, но в то же время не давало покоя какое-то странное чувство забвения.

Хотя Джозеф, как и другие дети, изо всех сил противился школе, он, сам того не заметив, стал образованным молодым человеком и привлек внимание богатого покровителя, который стал заботиться о нем и еще пяти ребятах.

Прошло пятнадцать лет, прежде чем Джозеф вернулся на Петтикоут-лейн.

Иногда Джозеф вспоминал о Дэлли: когда наваливалась тяжелая работа, голубя на веревке особенно не хватало. Он помнил ощущение покоя и чувство забвения, как будто стучишься в пустую комнату. В этом было что-то неприятное.

А потом он взял жизнь в свои руки; поступил в адвокатуру и встретил женщину, которая впоследствии стала его женой.

“Я прошу лишь, чтобы каждый из вас привел к спасению одну душу”, — говорил его покровитель.

На улицах Ноттингема Джозеф встретил молодую девушку шестнадцати лет, погрязшую в пороке и грехе, — и решил ее спасти. А потом полюбил ее — милую славную Дженни.

Однако прошлая жизнь не давала ей покоя, преследовала в ночных кошмарах. Даже после рождения детей (двух мальчиков и двух девочек — голубочков, как называла их Дженни), здоровых, умных и веселых — если только не надо было идти спать, — ее прошлое нависало свинцовой тучей, награждая снами, о которых она ему никогда не рассказывала.

Мать Дженни, больная сифилисом старая проститутка, отдала ее на воспитание в другую семью. С течением жизни Дженни ослепла на один глаз. Она не рассказывала о своем детстве, однако многие вещи заставляли ее вздрагивать и зажмуриваться: запах апельсинов, стук лошадиных копыт, прикосновение мешковины, вкус кипяченого молока.

Она была славной, доброй женщиной, Джозеф не мог смотреть, как она страдает.

Он договорился поехать в Лондон по работе (тем более что ехать было недалеко — к оценщикам из фирмы “Броглис” в Бишопсгейт). Закончив дела, он прошел несколько кварталов до Петтикоут-лейн. Дженни ждала его возвращения в отеле, не отваживаясь в одиночку выходить на улицу. Она уверяла, что любит рассматривать город через окно, не спеша наслаждаясь видом.

Голуби, казалось, узнали его. Воздух был пронизан их зловонием. Они бесшумно окружили его плотным кольцом, как будто он прятал под одеждой еду.

Рынок безмолвствовал, словно во сне. И не было Дэлли.

На том месте, где раньше сидел Дэлли, стоял замурованный ящик. “Не может быть. Или может? — подумал Джозеф. — Неужели он так растолстел, что им пришлось похоронить его прямо здесь?”

Он обошел ящик. Сверху из него торчали три потрепанных куска веревки. Интересно, откуда они взялись? Ведь похоронное бюро давным-давно сгорело.

Джозеф вытянул руку и дотронулся до одного из отрезков с надеждой почувствовать то же, что чувствовал Дэлли. Понять, годится ли веревка или нет.

Он ничего не почувствовал.

У его ног ворковали голуби. Они были настолько ручные, что он нагнулся и поднял одного из них. Птица шумно забилась, но он крепко прижал ее к телу, привязывая веревку к маленькой лапке.

Потом он купил номер “Таймс” и принялся ждать. Никогда не угадаешь, сколько проспит Дэлли. Одного часа будет достаточно, думал Джозеф. Он как раз просматривал раздел с объявлениями, когда голубь громко заклекотал и как будто вздрогнул.

Джозеф обрезал веревку и, не обращая внимания на взгляды прохожих, отправился обратно в отель. Прежде чем вытащить затихшего, вялого голубя из-под куртки, он привязал свободный конец к запястью жены. Затем усадил голубя на подоконник. Прошлый опыт говорил, что сперва необходимо закрепить веревку, а уже потом отпускать голубя. Он взялся за противоположный конец, готовясь усмирить трепыхания птицы.

Голубь поднял необыкновенный шум, но не разбудил Дженни. Потом, когда она проснется, Джозеф ей все расскажет, расскажет о своем детстве, и каждую ночь, пока голубь не умрет, они будут пытаться прогнать ее кошмары.

Перевод с английского Григория Чередова

Генри Хортинджер всегда был человеком деятельным. Такому можно доверить принятие важных решений, не опасаясь, что он увильнет. Потенциал его проявился еще в раннем возрасте и полностью сформировался к одиннадцати годам. Особо ярким примером послужило одно происшествие, случившееся сразу после его десятого дня рождения, когда Генри поймал поваренка, воровавшего объедки из кладовой. Большинство детей просто рассказали бы о случившемся или, что хуже, промолчали, но маленький Генри решил устроить расследование. Он проследил за мальчиком до старого сарая, дождался, пока тот уйдет, и зашел внутрь, чтобы посмотреть, что там спрятано. В куче прелого сена шелудивая дворняжка кормила тощих черненьких щенят. Поваренок по секрету приносил бедолагам объедки с отцовской кухни. Кухни, которая однажды достанется ему! Доложив о преступлении отцу, Генри смотрел, как маленького нарушителя выгнали из прислуги, а потом привел отца в сарай.