Виктор Голявкин - Избранные

— А я разворачиваюсь, брат, вовсю…

— Мы с Катей, когда тебя исключили…

Штора перебил:

— Об этом я не жалею.

— Можно было бы тебе восстановиться…

— Брось, Картошин, я плевать хотел на них, мне не надо… Мне это все, знаешь… начхать. При моих способностях, ты, Картошин, знаешь… Я им всем покажу!

— Да, да… — сказал Картошин.

Я заметил, со Шторы вдруг слетело то хорошее настроение, та уверенность в себе, которые только что наполняли его до краев.

— Мы ведь с тобой, Картошин, не виделись с того дня, как я из института ушел, — сказал Штора.

— Да, да, с того дня, как тебя… как ты ушел, мы с тобой не виделись…

— И вот встретились в праздничный день, — сказала Катя.

— Сейчас мы все организуем, — засуетился Штора, — сейчас я своего помощника пошлю…

Он отвел меня в сторону.

Супруги Картошины закричали:

— Не надо ничего, Виконт, не надо беспокоиться, мы просто зашли тебя проведать!

Но он уже хлопнул дверью. Я его убедил, что детям до шестнадцати лет спиртного не отпускают.

— А вы, значит, его помощник? — спросила меня Катя Картошина.

Скажи «да», она сразу поинтересуется, в чем я помощник. Но мне не хотелось распространяться про значки. И Штора, как я понял, не собирался перед ними хвастаться сегодняшним днем. И я сказал:

— Я его родственник.

— Так, значит, вы его родственник? Вы нам что-нибудь расскажете? Виконт и сейчас, вероятно, откидывает номера? В институте он откидывал такие номера! Он был очень живой, правда, Паша?

— Да, он откидывал номера, — сказал Паша, — а что он сейчас делает?

— Работает, — сказал я.

— Ну, это понятно, а где он работает?

— Очень крупное место занимает, — сказал я почему-то.

— И какое же это место?

— Не знаю, что-то позабыл… Как его…

— Какое же?

Они меня вовсю допрашивали. Хотелось выпутаться из этой родственной истории, но не тут-то было. Смотрят на меня в упор, с таким интересом, как-никак родственник…

— Он ваш дядя, что ли?

— В общем-то да, — говорю, — но не совсем.

— Как это понять?

— Матери разные, понимаете.

— А-а-а…

Помолчали.

— А жена у него есть? — спрашивают.

— А какую вы имеете в виду?

— Смотрите-ка, второй раз женился!

— Вы, наверное, стюардессу имеете в виду? — спрашиваю.

— Про стюардессу мы ничего не знаем, ой, как интересно! Расскажите нам про стюардессу! Он нравился женщинам, правда, Паша? Смотри-ка, на стюардессе женился!

Паша задумчиво моргал.

— Да это раньше, — говорю, — у него была жена стюардесса, а сейчас… Как ее… Сикстинская мадонна, в общем…

Они переглянулись, удивились они здорово. Сикстинская мадонна их совсем убила.

Опять помолчали.

— А скажите, стюардесса интересная женщина, как она выглядит? — спросила Катя.

— Она, — говорю, — раньше в кино снималась… Да вы ее знаете… Красоты необыкновенной. Волосы абсолютно золотые, а глаза настолько синие, что хоть сейчас же помирай… А о фигуре и говорить нечего. Все падают…

— В каких же она картинах снималась? — спросила Катя.

— Да в этих, — говорю, — как их…

— Вспомните, вспомните…

— Много больно разных картин в голове перемешалось…

— Очень жаль, мы постоянно следим за новыми лентами… Кино — наша слабость, правда, Паша?

Паша кивнул.

— Интересно, отчего же она в авиацию подалась? И должность не ахти.

— Романтика, — говорю.

— Интересно…

— Очень даже, — говорю. — Она сейчас за адмиралом замужем. Адмирал мне кортик подарил…

— Вот как бывает!.. — воскликнула Катя. — Что значит красота!.. Бросила сниматься, совершила вроде бы опрометчивый, легкомысленный шаг. Ринулась в романтику. Порвала с кино. Ан нет! Выходит замуж за адмирала…

— Любопытная история, — сказал Картошин, — почему они все-таки разошлись?

— Ах, — сказала Катя, — брось ты: почему да почему! Так надо!

Она глубоко вздохнула и уставилась на стену. Я посмотрел туда же. Там на гвоздике висел значок. Тот самый. Первомайский. Она смотрела дальше. В пустоту.

— Нет, почему же все-таки? — допытывался Картошин, уставившись на меня.

Тут я ничего придумать не мог и сказал «не знаю».

— Оставь ты в покое мальчишку, — сказала Катя, но он от нее отмахнулся.

— Ну, а вторая жена, — спросил Картошин, — как вы изволили назвать, живет с ним? Все нормально? В порядке? Да?

— Красивая, — говорю, — очень… Исключительно поет. Зовут в оперу, а она не идет…

— Но с ним она живет? — спросил Картошин, слегка раздражаясь.

— А с кем же ей жить, — говорю, — конечно, с ним…