Виктор Голявкин - Избранные

— Я думаю, его следует положить на постель, — сказал Картошин мягко.

— Ему следует поступить в академию, — сказал Штора.

— Не может же он так лежать! — возмутилась Катя.

— Может быть, человеку хочется полежать, — сказал Штора.

Картошины притихли. Возможно, они размышляли над ответом хозяина. Но им не пришлось долго размышлять.

Хозяин вдруг исчез и так же внезапно возник с пистолетом в руке.

— Отличная штука! — заорал он, размахивая в воздухе вальтером. — Я им волков стрелял и лис!

Подскочив к лежащему супермену, Штора выстрелил над самым его ухом.

Резкий звук пистолетного выстрела наполнил комнату. Зазвенело у меня в ушах.

Но не в ушах супермена. Он не шелохнулся. Сон его тоже был суперменским.

По всей вероятности, Картошины решили, что супермена убили и настала их очередь. Они уже не держались за руки, а обхватили друг друга за шею и зажмурились.

Хозяин дома с великим удовольствием выстрелил вторично в потолок. Тогда вскочил с места Вася.

— Я не люблю! — заорал он. — Я не люблю!

— Чего ты не любишь? — уставился на него Штора.

— Ненавижу, — заорал он, — когда в руках пистолет!..

— Спокойно, Василий! — сказал Штора.

— Не спокойно! — заорал Василий.

— Пошел ты… — сказал Штора равнодушно.

Василий кинулся на Штору.

Они покатились по полу, наткнулись на лежащего супермена.

Вскочили и покатились снова.

Василий пытался отнять у хозяина пистолет, но хозяин не хотел с ним расставаться.

С глазами полными страха бросился вон из квартиры Картошин, увлекая за собой жену.

Я кинулся разнимать борющихся.

— Помоги! — вопил мне Штора. — Помоги! Ой, убивают, друг! Спаси!

— Прекратите! — кричал я. — Немедленно прекратите! Надо прекратить!

Вцепившись в обоих, дергая, пробуя растащить их в разные стороны, я ничего не мог сделать. И вдруг я рукой нащупал на полу вальтер и схватил его.

Сунул вальтер на полу под ковер.

Они продолжали бороться.

Храпел протяжно супермен.

Бороться им надоело, тем более что пистолета ни у кого из них и в помине не было. Поднялись, тяжело дыша и отряхиваясь.

— Гад ты, Вася, отдай пистолет, — сказал Штора.

— Да где он у меня, ну где он у меня? — сказал Вася.

— А у кого же?

— У тебя.

— Где же он у меня! — заорал Штора, хлопая себя всюду. — Брось ты свои штучки, гад!

— Да обыщи ты, обыщи! — растопырив руки, твердил Вася.

— И ты иди сюда, — подозвал меня Штора. — Мы и тебя проверим. Ну-ка, становись, руки вверх… Так. Ни черта нет… Куда же он делся?!

Ползая по полу, искали пистолет. Перевернули спящего супермена. Великий художник тяжко вздохнул.

— А где Картошины? — крикнул Штора. Завертелся на месте как юла.

Вместо Картошиных маячила на диване оставленная ими белая шляпа.

— Вот где проявила себя подлая душа! — заорал Штора. — Все тихони — подлецы и негодяи! Я это всегда знал!

Он не находил себе места. Бежать вслед за Картошиными было поздно. Смахнув с дивана шляпу Картошина, он стал ее топтать ногами, приговаривая:

— Тихая сапа! Тихая сапа!

Превратив шляпу в тряпку, успокоился. Сел и сказал:

— Я им волков стрелял и лис…

Стрелял человек волков и лис, и вот теперь никогда ему не стрелять ни лис, ни волков…

— У Фили пили, и Филю же побили! Так получается? Так и получается… Гад ты, Вася… Все ты… Надул нас тихоня, момент улучил! Ну, я его найду… Так ему не пройдет, Василий…

— С пистолетом лучше не возись, — сказал Вася, — ну, к лешему… У тебя на него документ есть?

— Эх, Вася, Вася… — Штора обнял его. — Вася не просто Вася… Он поэт… Василий Некрасов! Так, Вася? Водопроводчик и поэт! Родной мой, Вася, Вася…

— В литобъединении два года занимался, — сказал Вася.

— При Дворце культуры! — сказал Штора.

— Откуда ты знаешь? — удивился Вася.

— Славный ты парень, Вася… А Сикстинская мадонна от нас сбежала. Ну, бог с ней… У родственников своих торчит, против меня их настраивает… Сколько дней ты водопроводчиком работаешь, Вася? Три дня? Небось устал?

— Дак это я пока стихи не отпечатаю… Сложные у меня стихи. Слишком душевные и оригинальные…

— Пьяница ты, Вася, и больше ничего…

— Ух, не люблю я этого слова, — обиделся Вася.

— А кто же ты?

— Ну, кто, кто! Сам знаешь…

— Если бы у меня Картошин пистолет не утянул, я бы тебя убил, ей-богу!

— За что ты меня убил бы, интересно? — сощурился Вася.

— Глянь на себя! Поэт Вася Некрасов в своем подвальном хозяйстве, среди труб, развалившись, как фон-барон, в неизвестно откуда притащенном трухлявом кресле графини Потоцкой, читает свои эпохальные сочинения своему другу, великому художнику-супермену, который сидит с блаженным вниманием на трубе. Он делает вид, якобы очарован стихами. Но не стихи его интересуют. Пред ними пол-литра водки с огурцом. На второй огурец не хватило денег. Достойного слушателя нашел себе Вася Некрасов! Какой слушатель, таков и поэт. Великолепная картина! Сплошная идиллия… Пьяница ты, Василий, жуткий ты тип, только сознаться не хочешь, стихами своими тешишься, как малый ребенок, а таланта ни на грош… Честно я тебе сознаюсь…