Лекарства по уму надо было бы взять – вдруг что-то случится, а погасить это что-то нечем? Но с другой стороны, человек посреди дореволюционной Москвы, прыскающий себе в рот какой-то нитроглицерин (конечно, то, что у него было, нитроглицерином не являлось, но от последнего у Славы всегда бешено болела голова, а от этого, название не помнил – гораздо меньше), мог вызвать ненужный интерес.
По некотором размышлении лекарства Прохоров оставил себе.
Паспорт, ключи и мобильник же, напротив, оказались на столе. Ну что, в самом деле, делать в той же Москве с паспортом начала двадцать первого века?
А с мобильником?
Ни на что он не годен, разве только время узнавать…
Так часы тоже должны быть в своем времени (тут Слава удивился философской заковыристости получившейся последней фразы).
А ключи были выложены до кучи и так же за ненадобностью: вернуться-то они должны были в квартиру к Надежде, откуда, чтобы попасть в Славину, ключи не требовались.
Так чего их таскать?
А вторая проблема была как раз связана с этим переходом от одной квартиры к другой. Все они отлично придумали с Володей, кроме одного: как из Надиной квартиры придвинуть шкаф к стене так, чтобы он плотно закрывал дыру?
Отодвинуть – не вопрос, конструкция получилась легкая и к стене примыкала плотно, но вот за что ее схватить с тыльной стороны? Как они с Надей ни старались, все равно оставался зазор между шкафом и стенкой в человеческую ладонь.
Ключей от этой квартиры было три комплекта: один у него самого, один у Маринки, последний… у Вадика.
Конечно, гороховской шестерке, никто комплекта не давал, они появились у него сами. Слава сильно подозревал, что произошло это в тот момент, когда сидел он в сколько-то комнатной квартире, обсуждали с хозяином условия контракта по описанию его библиотеки. Как понимал наш герой, именно в этот момент ключи были извлечены из кармана куртки, которая висела в коридоре, примерно в пяти комнатах от места их беседы. Далее были сняты оттиски, а по ним изготовлены отмычки…
Или все-таки это были ключи?
Или у них там в подвале слесарная мастерская, и делать комплекты всех пришедших в гости или по делу – норма для этих людей?
Как бы то ни было, когда Слава через пару дней после того, как они с Горохом ударили по рукам (платил-то он царски), явился домой и обнаружил на полу пять коробок с книгами, он в бешенстве позвонил своему контрагенту.
Однако ничего, даже хоть чуть-чуть осмысленного от этого звонка не произошло. Трубку взял Вадик, с которым Горох его познакомил в конце того памятного разговора-договора. Поскольку наш герой догадывался, что с ключами это проделки именно «быка» (так называли боевую пехоту уголовных авторитетов), то разговаривать с шестеркой смысла не было. Но с хозяином соединить Славу Вадик наотрез отказался, заявив, что тот в этот самый момент на приеме, то ли у премьера, то ли у президента и говорить со всякой мелкой швалью, никак не расположен.
Последняя фраза была, конечно, произнесена совсем не в том виде, как я ее здесь передал, скорее это была интерпретация Прохорова.
Да и врал, конечно, поганый «бычара».
Врал не в том смысле, что Горох не мог оказаться на таком приеме, легко мог и, наверняка, бывал не раз. Но вот брать с собой на такую встречу такую орясину, как Вадик, точно бы не стал.
Слава тогда потребовал, чтобы Горох ему перезвонил, когда освободится, промямлил на вопрос Вадика, что разговор у него личный «… и с тобой никак решен быть не может», но в душе уже понимал, что проиграл.
Дилемма оставалась простая: послать все подальше, пусть забирают свою мерзкую книжатину и проваливают. Или играть по их правилам, только демонстрируя самостоятельность и независимость.
Но одновременно выбор был и непростым: с одной стороны, гордость, непривычка к тому, чтобы тебе ходили по мозолям и общее отвращение к Вадикам и Горохам.
С другой стороны, как говаривал Китаец, в подобных ситуациях «вход рупь, а выход – два». Что могли предпринять Вадики при таком исходе, знать было трудно, а предполагать легко. Например, сообщить ему, что в коробках, которые Слава даже не вскрыл, находилось, кроме всего прочего еще и «На взятие Варшавы», книга, где опубликованы были два стихотворения, одно Пушкина, другое Жуковского. И почему-то она (говорят, напечатана была в походной типографии) редкостью являлась необычайной, а цена – вообще запредельной. И могли Горох с компанией написать на Прохорова пару миллионов долларов долгов, которые Вадик охотно и с удовольствием принялся бы получать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу