Михаил Климов - Другая дверь

Генрих Белль? Неплохо…

Политик? Гельмут Коль?

А что?

Вполне подходяще…

Большой по размеру, великий немец, который объединил Германию, вполне симпатичный для Прохорова. И возраст подходит, он должен быть где-то начала тридцатых годов, а значит, Слава догнать его никак не мог.

И Гельмут на слух гораздо приятнее, чем Гюнтер…

Наш герой поднял голову и посмотрел на несколько ошалевших от такого долгого ожидания «шведа» и Песю.

И назвал свое новое имя и фамилию.

Вот так и стал Вячеслав Степанович Прохоров Гельмутом Колем.

А также Сысоем Амвросиевичем Задостойным…

Причём одновременно…

«Володь, привет…

Привет и вам, Маринка и дети…

Писать очень трудно, брат, но не потому, что мы такие писатели, а потому что рука привыкла к клавиатуре, а не к ручке и сегодня, то есть вчера, которое далёкое завтра, мы, пожалуй, только сумму прописью и подпись собственную и выводим рукой…

Уже эта моя сентенция послужила тебе доказательством того, что это я, но верхняя фраза – импровизация, а домашняя заготовка этого доказательства – автограф Цветаевой Надежде Мандельштам.

Кто ещё, кроме твоей семьи и меня, да самой Надежды об этом знает?

Ну, то-то…

Как я здесь очутился, почему в Берлине, но к вам на Лейбниц не пришел – очень долгий рассказ.

Который при встрече…

Как я тебя нашёл?

Прочитал в твоей книжке, ты её напишешь через несколько лет и там будет упомянуто, что второго января четырнадцатого года открылась твоя кафедра в Крайстчерче и ты стал там деканом. Много смеялся твоему рассказу о том, как всё это было…

В общем, я здесь, без языка, без знакомств, хотя, вру, некоторые уже завёл, и почти без денег…

Нет, конечно, я как-то устроился и не голодаю, даже собираюсь одеться приличней, но не уверен, что мне хватит моих ресурсов, чтобы добраться до вас.

Поэтому, пожалуйста, вышли мне по три тысячи марок (надеюсь, если я не получу твоих денег, они вернутся отправителю) в два банка на разные документы».

– Песя, – прервал письмо Прохоров, – спроси у них (имелись в виду почтовые служащие), какие тут ближайшие крупные банки…

– Зачем мне спрашивать? – удивилась и даже несколько обиделась старуха. – Я что, читать не умею? Я что, мимо них каждый день не хожу? Вот тудой, на той стороне, за нашим домом на Песталоцциштрассе – «Коммерцбанк», а вот сюдой на Лейбниц – «Дрезденер»…

– А он уже есть? – удивился наш герой.

Там, в прошлой жизни, он пару раз проводил какие-то операции через этот банк.

– Он всегда есть… – назидательно сказала Песя.

«Не всегда…» – подумал Слава, который точно знал, что недавно там, в прошлой жизни, как раз «Коммерцбанк» и поглотил «Дрезденер».

– А банка Мендельсона тут поблизости нет?

Спросил наш герой, потому что совсем недавно всё в той же прошлой жизни читал книгу о капиталах российских императоров и там узнал, что они свои германские деньги держали именно в этом банке.

– Не… – Песя отрицательно покачала головой. – Мендельсон здесь есть, но он сапоги шьёт, а дочь его – горизонталка…

– Что это – горизонталка? – спросил Прохоров.

– Шалава, шлюха она… – возмущённо объяснила старуха. – Мужиков пользует… – и подозрительно спросила: – Тебе нужна?

– Нет, спасибо… – сказал Слава.

А про себя добавил:

«Ну что, выпендрился, поблямкал медалями? Рассказал всем, какой ты умный и начитанный?»

И вернулся к письму:

«…В «Коммерцбанк» на Песталоцциштрассе, на фамилию (только не надо ржать) Сысой Амвросиевич Задостойный. А в «Дрезденербанк» на Лейбницштрассе – на имя Гельмут Коль. Это тоже я и опять же прекрати гогот, я потом объясню, почему так получилось…

Очень по вам по всем скучаю; где Надежда, не имею ни малейшего представления. Если всё будет хорошо и доберусь до вас, начну её искать…

Почему-то есть надежда, что с Надеждой ещё встретимся…

Письмо это, как говорят на почте, будет идти в ваши Палестины полтора месяца, так что не удивляйся, что я отправил его декану ещё до того, как он придумал стать деканом.

Целуй Маринку и детей, тебя просто обнимаю.

Ваш Слава…»

Зачем он просил отправить деньги на два разных адреса и имени, он и сам не понимал.

Как говорится – знать, где шлепнуться – соломки подстелить. Наверное, поэтому, хотя понятно, что тут никакой соломы не напасёшься…

Он запечатал конверт, наклеил марки (их понадобилось несколько на такой дальний путь) тщательно надписал адрес.