Михаил Климов - Другая дверь

Песя Израилевна внимательно следила за ним, наверное, ей уже надоело ждать, и она спешила выйти из душного помещения в светлый мир. Она забрала письмо у нашего героя, отнесла конторщику. Тот посмотрел на адрес, покачал головой с уважением.

А очутившийся рядом наш герой зачем-то купил три русские газеты. Все они были позавчерашние, в той прошлой жизни Прохоров газет давно не читал, а вот тут поди ж ты, взял и купил.

– Зачем? – удивилась Песя. – Я бы тебе газет, сколько хочешь, принесла…

– Старых? – догадался Слава.

– Да какая разница? Все равно бумага…

– Разница есть… – он не стал объяснять ей, в чём.

– Ну, теперь куда? – спросила старуха у Прохорова.

Вообще-то он собирался по адресу, данному ему вчера лысоватым. К поляку, который торгует старыми книгами и русскими тоже…

Но перед этим, хотел он или нет, надо было, чтобы не обидеть мадам Шнор, тащиться к её другу Давиду.

Однако, пока они сюда шли, у Прохорова возникла ещё одна идея. И фразу «даже собираюсь одеться приличней» он написал в письме не просто так.

Дело в том, что он начал ловить на себе несколько недоуменные взгляды окружающих. С одной стороны – Песя явно не из высшего общества. С другой стороны, ведёт он себя так, как будто имеет право. С той же стороны – народ здесь всё видит и помнит, а ресторан «Клаузевиц» совсем не далеко и если кто-то заметил его, Славу, оттуда выходящим или входящим, или официант тут же и живёт – вообще ничего непонятно. Опять же, с другой стороны – одет он, мягко говоря, не солидно, а проще, как опустившийся человек, по терминологии его времени – бомж.

Но с бомжами – разговор особый. Ему никогда не предложат в магазине приличную сумму за принесённый товар, просто рука не поднимется… А Прохоров, как мы знаем, собирался кое-что в магазин принести…

Похоже, надо менять наряд, чтобы можно было с поляком хотя бы разговаривать на равных.

– Песя, – спросил, намаявшись в метаниях между тем и тем, наш герой, – где здесь приличные люди покупают себе костюмы?

– А чем тебе не нравится твой? – возмутилась старуха. – Отличный костюм, просто хоть сейчас на свадьбу…

– Песя, – жёстко повторил Прохоров, – где здесь приличные люди покупают себе костюмы?

– А приличные люди, – обиделась она, – себе костюмы не покупают, а шьют…

– Тогда пошли туда, где их шьют… – сказал Слава. И, чтобы подсластить пилюлю, добавил: – А потом к твоему Давиду…

Костюм он себе заказал.

Любимые джинсы здесь не носили (вообще не ясно, изобрели их уже или нет) поэтому пришлось вернуться в детство, скорее в юность, когда американские штаны были дефицитом и гордостью, а обычные брюки – униформой.

Ещё к костюму прибавили три рубашки, несколько манжет и воротничков, а также белый жилет, сказали, что для приличного джентльмена так нужно. А поскольку Слава собирался таким образом себя представлять, то и выхода у него не было.

В конце аудиенции Прохоров отозвал Якова (так звали портного) в сторону и показал ему свои трусы, конфиденциально попросив, чтобы сделал хотя бы три (лучше пять) штук таких.

Вспомнился роман Стругацких «Трудно быть богом», где герой, человек с другой планеты, вводит в средневековый быт города носовые платки, просто как бы случайно обронив один такой во время какого-то приема. И платки такие (и их разнообразные модификации) скоро стали частью быта в этом городе, их стали носить все, кто мог себе позволить, конечно…

Интересно, получится ли и здесь такая история с трусами? Герою Стругацких это не удалось, потому что для выполнения подобной цели нужно было переспать с какой-нибудь светской дамой, а он ими брезговал… Вряд ли и здесь эта разновидность мужского туалета победит, хотя Яков явно будет её теперь пропагандировать. Просто у кальсон по сравнению с трусами есть одно явное преимущество – они теплее, а температурный режим, судя по запаху некоторых обитателей окружающих домов, для них является определяющим.

Как бы там ни было – сторговались они с мастером на трёх днях и тридцати пяти марках, из коих десять были уплачены в качестве задатка или аванса. Так распорядилась Песя Израилевна, которая и вела всю торговлю, поскольку Яков ни слова не понимал по-русски. Наш герой был уверен, что из этих тридцати пяти сторгованных марок, как минимум, пять пойдут его квартирной хозяйке.

– Теперь к Давиду… – сказала она, когда они вышли из подвала.

Почему-то все её заведения находились в подвалах. Наш герой смутно подозревал, что «Шнейдер Шнейдерман», к которому он предложил обратиться, был бесповоротно отвергнут именно по тому признаку, что мастерская его находилась на первом, а то и на втором этаже.