Наталия Терентьева - Чистая речка

– Серафима Олеговна…

– Ну что? – подняла она на меня глаза. – Взяла справку?

– Не дали.

– Почему? – насторожилась Серафима.

Я пожала плечами. Я ведь точно не знаю, почему врач не дала справку. Не хотела, не положено, нет запроса из полиции, не верит, что я сегодня не останусь у Виктора Сергеевича…

– Ну, ясно. Каюк твоему Вите. Выгонит его директор. Никому скандал не нужен. И это еще самое лучшее, что может с ним произойти в данной ситуации.

– Но это же просто донос, Серафима Олеговна. Если бы всех сажали по доносам…

– Слушай, Брусникина, тебе действительно нужно дальше учиться. Ты умная. А что ж ты, такая умная, не учла некоторых обстоятельств, а?

– Я не делала ничего плохого, Серафима Олеговна, – сказала я. – Можно воды?

– Да пей, хоть запейся! – отмахнулась Серафима. – Все равно она тухлая, не чувствуешь? Где они только ее набирают? «…изумительной чистоты» написано… Как в болоте чистота!.. Не делала ты плохого… А домой зачем к нему ходила? Даже если чаю попить – не докажешь теперь. Лариса взбесилась, заяву накатала… Они же встречались два года, там… или год… я не вдаюсь… болтают разное… а потом он как-то раз – и в сторонку, в сторонку… Так она успокоиться не может. То ходит, как будто ее из мусорного бачка достали только что, вообще не следит за собой, а то вот, видишь ты… закатила какое!

Я молча выслушала Серафиму, выбросила стаканчик в полную мусорку и пошла в танцевальный зал.

Виктор Сергеевич занимался там с маленькими. Увидев меня, он громко сказал детям:

– Семь, восемь – и по кругу побежали под музыку. Ноги высоко поднимаем, быстро не бежим!

Он подошел ко мне.

– Слышала новости?

– Да, я уже ходила в больницу…

Я коротко рассказала ему. Говорить мне было об этом неудобно. Но сказать нужно было.

Виктор Сергеевич с непонятным мне выражением лица слушал и смотрел на меня, слегка наклонив голову.

– Вот какая ты девочка решительная, значит… Руся, дело плохо, но не так плохо, как все думают.

– Вас посадят в тюрьму?

– Нет, конечно, – засмеялся Виктор Сергеевич, но как-то не очень уверенно.

– Выгонят из школы?

– Это может быть, но ничего. В клуб пойду работать. В поселке есть клуб. Буду вести там латину для тех, кому за тридцать… Тётьки сразу набегут, через месяц передерутся все… – Он усмехнулся. – Ладно. Прорвемся. Я знаю один способ нейтрализовать Ларису. Но способ тухлый и подлый. И не думаю, что стоит им пользоваться. Может, попробовать с ней просто поговорить? Как ты считаешь?

Я вспомнила, в каком ненормальном состоянии была сегодня Вульфа.

– Она вас любит, да? – спросила я.

Виктор Сергеевич передернул плечами.

– Любила бы, не делала бы этого. Себя она любит и свою любовь. Я так думаю.

– Вы ее бросили?

Он посмотрел на меня.

– Мне жаль, что твое детство так рано кончилось.

Я не стала ему говорить, что мое детство кончилось еще в прошлый Новый год, спасибо пьяному Паше. Или еще раньше, когда я попала в детский дом. Например, когда я по глупости пошла с девчонками освежевывать белок…

– Русенька, отстреляемся как-нибудь. Пока не знаю как… Что у тебя с телефоном, кстати?

– Воспитатель отобрала. Из-за того, что я поехала с вами.

– Ясно…

В дверь заглянул директор. Увидев меня с Виктором Сергеевичем, он просто всплеснул руками:

– Ну, товарищи, нельзя же так! Да вы что!

Я подошла к директору.

– Тимофей Ильич, а если бы Лариса Вольфганговна написала, что я взрывчатку на Красной площади подложила, вы бы тоже поверили?

Директор непонимающе смотрел на меня.

– Брусникина, полгода до выпуска можно как-то потише себя вести? Почему вокруг тебя столько всякой ерунды? То какое-то пальто, то вот теперь громкий адюльтер… Виктор Сергеевич, зайдите ко мне после занятий… А ты сюда не ходи пока, пожалуйста.

– У меня занятия сегодня в пять, – сказала я, чувствуя, как силы у меня кончаются. Невозможно всем объяснять, что я не такая плохая, как они думают.

– Я и говорю – не ходи сюда больше на занятия. Виктор Сергеевич, вычеркните ее из списка. Чтобы проблем у нас меньше было. Все, Брусникина, ты больше танцами заниматься не хочешь, поняла? Разлюбила танцы.

Я посмотрела на директора. Почему он не хочет ни в чем разбираться? Почему он сразу верит плохому?

– Давай, давай, иди, всё! – отмахнулся он от меня, хотя я ничего и не говорила.

Я вышла из танцзала, немножко подумала и пошла на рисование. Сейчас ведь как раз шло занятие. Самое лучшее – это поговорить с самой Ларисой. Мне кажется, она нормальный человек. Просто ее обидели, она кусается. Так часто бывает.