Хюго Клаус - Избранное - Сборник

— Хэлло, хэлло, — приветствовал его Бруно.

Незнакомец растерянно повторил приветствие и при этом сделал такое движение, словно орудовал косой.

— Ха-ха. Так ты пришел косить траву?

Тот с довольным видом закивал.

— Но ведь здесь нет травы.

Бруно показал на сломанный колодец, на разбросанные повсюду камни, на обломки бетонных плит. Человек засунул в рот большой палец, пососал его, потом, хитро улыбнувшись и почти не разжимая губ, произнес:

— Гиги.

— Гиги?

Незнакомец закивал так энергично, что вынужден был ухватиться за забор, чтобы не свалиться. Потом он с лошадиным ржаньем еще раз десять повторил свое «Гиги» и принялся раскачиваться на заборе, словно играл в «лошадку» или «паровозик». Анаис вышла в сад, кивнула в сторону упражняющегося в «верховой езде» парня.

— Правильно, Гиги, Гиги, — сказала она ему ласково, точно ребенку.

Человек на секунду замер и пристально посмотрел на нее. Ему явно стоило немалых усилий уразуметь, что Анаис в ее бесформенном домашнем халате, застегнутом на все пуговицы, Анаис, с ее полными коленями и наручными часами, — человеческое существо. Столь же бесшумно, как и появился, он был вновь поглощен неизвестным миром за высоким забором.

Бруно покупает овощи, фрукты и хлеб в бакалейной лавке. Бакалейщик сгребает полную горсть монет из его ладони. Анаис фотографирует живописные некрашеные двери, церковные часы с замершими на без четверти час стрелками, деревенских жителей, закрывающих лица руками, и виноградную лозу, корни которой пробили цементный порог, затем она запечатлела полуобнаженного Бруно, расположившегося в шатком шезлонге, Бруно, сидящего на краю колодца, Бруно, разглядывающего беспомощных рыжих муравьев, вытянувшихся цепочкой, и вспоминающего жестяной котелок у своих колен, в котором позвякивали монетки в районе Центрального вокзала идет снег, приглушающий все звуки, колени Бруно примерзают к камням, с носа свисают сосульки, он дышит открытым ртом, скоро промерзнут и его язык, и небо, и десны.

На столбах и балках укреплена густосплетенная лиственная крыша, под ней — деревянное возвышение, на котором стоит несколько десятков железных стульев. Это ярмарка — по-местному «фирташ». Анаис, уверявшая, что уже может объясняться на местном наречии, записалась одиннадцатым номером в женскую футбольную команду, которой предстояло участвовать в чемпионате в следующее воскресенье. Поскольку она считает, что слишком светлый и нордический Бруно выглядит белой вороной среди местных жителей, она подстригла ему волосы и натерла их пахнущей прогорклым маслом кашицей, купленной у одной из цыганок на «фирташе». Она натерла ему этой смесью даже брови, потому что они у него, как и у его матери, слишком редкие. Только после угроз и брани Бруно она отказалась от намерения натереть и волосы на его теле.

На следующее утро Бруно встал со светло-голубыми волосами.

Каждый день около полудня, а иногда и ближе к вечеру сосед усаживается на заборе и бормочет под нос свое «Гиги». Дня за два до того, как мать Анаис должны были положить в больницу в неправдоподобно далеком Антверпене, Анаис заявила, что у этого типа, который, высунувшись до половины, каждый день красуется у них в саду, — дурной глаз: она никак не может сосредоточить свои мысли и чувства на больной матери.

— Нет, этот человек должен убраться. Ну сделай же что-нибудь, Бруно!

— Пошел прочь! — Бруно указывает на залитый солнцем соседний сад в цвету. — Убирайся со своим «Гиги»!

Незнакомец кивает, перекидывает ногу через забор и спрыгивает вниз. Ловко спружинив, он приземляется в двух метрах от Бруно.

— Пожалуйста, — просит Бруно.

Незнакомец выпрямляется и идет к нему. Бруно подбирает с земли обломок бетонной плиты величиной с кирпич, предательски тяжелый, обеими руками поднимает его до высоты собственного носа. Этот неловкий, бессмысленный жест немного напоминает движение орла из документального кино, когда он, расставив лапы в пышных штанах из белых перьев, поднимает клюв с зажатым в нем кремнем, чтобы разбить страусиное яйцо. Камень слишком тяжел — боль молнией пронзает плечо Бруно, выжав из глаз слезы. Сквозь пелену боли он видит, как незнакомец разворачивается и поднимает ногу, из-за коросты мозолей больше похожую на копыто, — кажется, что он собирается откатить назад камень, словно футбольный мяч.

— Пожалуйста, — повторяет Бруно и роняет камень, едва не попав себе по ноге. — Фирташ! — в страхе кричит он.