Хюго Клаус - Избранное - Сборник

Теперь очередь за Лоттой. Неистовый бойскаут Антуан тащит ее за собой и, обернувшись в дверях, кричит:

— Подождите немножко! Сейчас мы вам кое-что покажем!

— Полегче, полегче, Антуан, — говорит она ему, когда они очутились в голой, холодной приемной с темно-зелеными обоями, на которых изображены охотники в лесу. Иисус в лиловой хламиде, танцуя, ступает по вспененным волнам, широко раскинув руки.

Антуан шепчет что-то очень тихо, подходит ближе, она пристально смотрит на его жидкие волосы и тремя пальцами убирает их с проплешины.

— Давай поедем домой, мое пальто висит в прихожей, они даже не заметят, — просит она.

— Мне же надо отвезти Альберта и Клода.

Она чует исходящий от него жар, запах пота, который тянется за ним везде и всюду. Много лет назад он как-то признался, что хотел стать зубным врачом, но от этой мысли пришлось отказаться, потому что он не смог избавиться от запаха своего тела.

— Что нам теперь делать? — спрашивает она.

— Ну предложи что-нибудь.

— Я?

— Что, если ты будешь королевой Астрид, которая погибла в автомобильной катастрофе, а я буду Леопольдом [144] Астрид (1905–1935) и Леопольд III (род. 1901) — королева (1934–1935) и король (1934–1951) Бельгии. Астрид была очень популярна в Бельгии, погибла в 1935 году в автомобильной катастрофе. за рулем машины?

(Это потому, что его брат только что вспоминал королеву Елизавету!)

— Нет! — говорит она.

— Но ведь это всем понравится, — настаивает он.

— Именно поэтому. Нужно показать что-нибудь такое, что никому не нравится. Такое, о чем трудно догадаться.

— А это трудно придумать.

— Еще бы.

Им так ничего и не приходит в голову.

— Или мы едем домой, или нам нужно придумать что-нибудь сногсшибательное, — говорит Лотта. — Иначе тебя опять все будут считать здесь семейным дурачком.

— Но Альберт тоже ничего не придумал.

— Это его дело, — говорит Лотта. Она напрягает воображение, и ей представляется широкое футбольное поле, усеянное розовыми полевыми цветочками, по полю гоняют мяч пасторы, и вдруг появляется Лана Тернер [145] Лана Тернер (род. 1920) — американская киноактриса, звезда 40—50-х годов. Снималась главным образом в развлекательных и музыкальных фильмах. , в кружевном бюстгальтере с эполетами, потом она видит гипсовый бюст императора, какого? Пароход идет ко дну, и моторные лодки подбирают тонущих. У Лотты начинает болеть голова. — Поскорее, — говорит она. — А то они еще бог знает что подумают… — Она хихикает, достаточно громко, чтобы могли услышать сидящие в соседней комнате, ведь они там сейчас все ждут и прислушиваются. (К шороху ее нижнего белья из тафты, к ее грудному воркованию, к тихим стонам и удовлетворенному смешку.)

Наконец она уступает глупой выдумке своего глупого Антуана и предстает в гостиной перед напряженными взорами семейства, в тишине, которая бывает в большой церкви, с зачесанными наискось волосами и усами-гвоздиками, нарисованными под носом синими чернилами. Она словно автомат поднимает и опускает правую руку, вытянув ладонь, на которой, тоже синими чернилами, намалевана свастика, и, стоя навытяжку, издает какие-то гортанные звуки (хотя в этой игре не полагается говорить, но это и не похоже на человеческую речь), а затем повторяет все сначала. Антуан затолкал себе за щеки несколько взятых у нее бумажных платков, нахлобучил шляпу до самых бровей, выпятил живот, в уголке его рта торчит сигара, и, разведя средний и указательный пальцы в виде латинского «ѵ», он показывает их во все стороны: «виктория» — победа!

— А-а-а, — выдыхают члены семейства.

— Тсс, — шипит Натали.

— Подождите, когда кончится, — говорит Тилли.

Антуан толкает Лотту животом в бок и раздвинутыми пальцами бьет ее по голове, Лотта падает, а он ставит ей ногу на живот.

— Зиг хайль! — говорит Ио.

— Это же Гитлер! — восклицает Тилли.

— И Черчилль! — кричит Альберт.

Все находят, что у них получилось очень здорово, и поздравляют Лотту, она снова может смотреть им в глаза, она снова достойный член семейства Хейлен.

— Я сразу узнал его по голове, — говорит Альберт, — точь — в-точь бульдог.

Лотта в изнеможении опускается на диван; она видит сейчас себя глазами молчаливой Жанны. Смертельно усталый Гитлер освобождает от заколок свои волосы (прическа стоила двести пятьдесят франков!) и вливает в желудок холодную, горящую влагу.

— Очень, очень остроумно, — говорит Ио. В комнате пахнет скотным двором, вином, маринадом, а от Клода, как всегда, несет лекарствами. Можно заметить, как, сидя в кругу оживленно болтающего семейства, Ио все больше попадает в сети Хейленов, все охотней отвечает на их жалобы и все меньше понимает, о чем говорит сам. Или все-таки понимает?