Арман Лану - Свидание в Брюгге

— У меня к тебе поручение другого рода. Тебе звонили. Два раза. Насколько я мог понять — управляющий больницы…

— А, знаю. Это по поводу одного типа, который отравляет жизнь и нам и себе, правда, себе — не до конца. Из-за него я и не смог вас встретить… А этот, чертов изворотень! Мы еще увидим этого управляющего. Отвратительный врунишка, глупый и скользкий, как уж.

— И еще какая-то женщина, она искала некоего Фреда. Она мне показалась очень встревоженной. Больная?

— Да это Сюзи! Сестра в женском отделении. Действительно, больная. Правда, ее болезнь вполне излечима. Так-так-так.

— Я имею в виду Сюзи Ван Вельде.

— И я. Она искала Фреда?

— Да.

— Все никак не угомонится. Фред тоже ординатор. Он укатил в Остенде. Да бог с ней! Оставим эту, мягко выражаясь, жалкую клиническую шлюху с ее сердечными переживаниями и поговорим о серьезных вещах. Из-за этой макаки Фреда я и дежурю. Сейчас мы пообедаем с вами; Жюльетта, видите комнату напротив? Осмотрите ее, пожалуйста. Это будут ваши апартаменты. Там все приготовлено. Можете устраиваться, соответствующие указания даны.

Она все еще колебалась.

Оливье схватил кольт, подбросил его пару раз в воздухе, словно гангстер из боевика, и, прицелившись, выстрелил в медное чеканной работы блюдо, висевшее над дверью, прямо над Жюльеттой. Блюдо звякнуло, будто ударили в гонг. Оливье бросил револьвер Роберу, тот левой рукой на лету поймал его, тоже подбросил, как и Оливье, раз-другой в воздухе и, не целясь, выстрелил в то же самое блюдо, которое звякнуло во второй раз. Потом дунул в ствол и собрался спрятать во внутренний карман куртки.

— А у тебя рука не ослабла, — сказал Оливье. — Но только так стреляет пехтура.

— Заткнись, ты, Маркиз!

— Надеюсь, вы больше не будете играть в героев черной серии? — сказала Жюльетта. — Вам уже под сорок, не забывайте.

— Зачем отказываться от хороших привычек? — возразил Оливье. — Как! Вы все еще не в вечернем наряде? Жюльетта, вам ведь предстоит ужин с Маркизом!

У Оливье Дю Руа было много прозвищ. «Маркиз» — одно из них. А впрочем, Оливье действительно был маркизом. Его называли также «Великий врачеватель» из-за его увлечения экспериментальной психологией, предпоследнего увлечения, — эта кличка ему шла даже больше. Теперь же его звали просто «доктор». Это тоже было здорово, но, принимая во внимание сумбурную прошлую жизнь вышеозначенного Оливье, было трудно понять, звали ли его так в шутку или всерьез.

Оливье сбросил с себя полотняный коричневый плащ, в котором он напоминал офицера из армии английской королевы, и остался в белом халате (чехол с завязками на спине под прилегавшим воротничком) и кашемировом кашне. В том месте, где у всех бывает талия, халат топорщился.

— Докторское брюшко, — сказал Робер.

— Чудак, я похудел на шесть кило.

Оливье стянул с себя халат и кинул его на руку гипсовой толстушки. Статуя — остендская купальщица тысяча восемьсот восьмидесятого года — являла собой чудо озорства и нелепости.

— Каждой вещи — свое место.

Теперь он предстал перед ними в гаванском пуловере с обложки журнала «Адам», отлично сидящих брюках и сандалиях на босу ногу — дерзкая смесь дендизма и небрежности. На мотороллере ему было не жарко!

— The right man in the right place [3] Каждому человеку — свое место (англ.). , — вторая часть фразы, — сказал Оливье. — Но должен заметить, что добиться этого в наш век, который упорно называют «веком прогресса», довольно трудно. Уж мне вы можете поверить. Prosit! [4] За ваше здоровье (лат.). А виски «Белая лошадь» не так уж мерзко, хотя и его постигнет общая участь: вырождение, вырождение, вырождение… За твое здоровье, Робер!

— За твое здоровье, доктор. А у тебя действительно вид заправского лекаря. Когда я прочел твои письма, я подумал, что это очередная шутка или…

— Мимолетное увлечение? Ни то, ни другое. В последнюю нашу встречу…

— В апреле.

— Верно, в апреле. Так вот, тогда я числился еще торговцем картинами в Брюсселе. У меня был свой дом и положение в обществе. Без оговорок. В моем распоряжении было двенадцать миллионов бельгийских франков. Правда, я никогда не знал, актив это или пассив, во всяком случае, сейчас их у меня нет: я нищ, как студент; я ассистирую, или, если хочешь, прохожу практику в этом почтенном доме — доме для умалишенных, о котором я могу сказать, что он едва ли не единственный в Бельгии, так же, как и его главный врач, — ты его скоро увидишь, — и так же, как практикующий у него врач — твой покорный слуга. Впрочем, в Бельгии приняв говорить «ассистировать», а не «проходить практику». Так солиднее. А кроме того, «проходить практику в сумасшедшем доме» — звучит довольно двусмысленно.