Арман Лану - Свидание в Брюгге

— Уж не бунт ли это? Еще одна несчастная восстала?

Жюльетта не знала плакать ей или смеяться. Нервы у нее были натянуты до предела. А Оливье дурачился, как мальчишка: он пересыпал свою речь прибаутками и присказками, вставлял даже целые диалоги из романов-фельетонов, изрекал прописные истины в духе героев мелодрам.

— Итак, семейная сцена, и я имею честь быть ее причиной. Но, Жюльетта, вы не должны пилить своего мужа: я намерен показать вам необычайный спектакль. Любой дурак может отпраздновать рождество в Бо-де-Прованс или в каком-то там Межеве… — он проблеял слог «ме», — или в отеле «Вийетт»! Рождество на Капри! Рождество в Бая! Рождество на Занзибаре! Рождество в Риддике, в Антверпене! Рождество в хижине! Рождество у пигмеев! Рождество у папуасов! Рождество у предводителя племени Свиной Головы! Рождество среди представителей Вооруженных Сил! Все это отвратительно, потому как банально. Но отнюдь не любой дурак может отпраздновать рождество в сумасшедшем доме! И к тому же в Бельгии, — заключил он.

На лице Жюльетты мелькнула слабая смущенная улыбка. Она чувствовала себя беззащитной перед этим задором, жизнелюбием, стремительностью, и тем не менее что-то в ней противилось этому и гнало прочь хорошее настроение.

— Ну? Вот-вот. Улыбнитесь. Да улыбнитесь же! Берите пример с Домино. Подойди ко мне, будущее дитя улиц!

Домино, раскрыв объятия, бросилась к нему.

Он поднял ее и подбросил в воздухе. Девочка неудержимо хохотала.

— Домино! — укоризненно проговорила Жюльетта.

— Еще! — потребовала Домино.

— Вот как надо приветствовать своего дядю Оливье! Жюльетта, позаимствуйте у нее хотя бы малую толику! Молодые, проявляя прекрасную социальную приспособляемость, дают прекрасный урок своим предкам — трухлявым отцам и недостойным матерям, что и доказывают, каждый по-своему, мадемуазель Мину Друэ и мадемуазель Франсуаза Саган. Ты согласен, Робер?

Он опустил девочку на пол и повернулся к Роберу. Они обнялись. В Жюльетте что-то дрогнуло, она позавидовала их дружбе и этому порыву.

— Доктор, я приветствую вас, — произнес Робер давно задуманную фразу.

— Отныне мы — доктор, — сказал Оливье, употребив шутки ради множественное число, как это делают коронованные особы, говоря о себе, — дабы больные наши пребывали в добром здравии, дабы грехи наши, а они велики, были наказаны и дабы множилось, всеми правдами и неправдами, число друзей наших. Как доехали?

— Хорошо.

— А как с бензином? Я до последней минуты боялся, что ты его не достанешь.

— Да, сначала были всякие затруднения, но потом все уладилось; дирекция телевидения и префект помогли мне, а один промышленник достал талоны.

— Ты спасен. Здесь с бензином легко. Рад вас видеть. Сколько лет, сколько зим.

Он откинул голову назад — черноволосый, матовое, удлиненное лицо, лицо с картин Эль Греко, только гладко выбритое, огромные блестящие глаза и очень белые зубы, спереди редкие, — народная мудрость гласит, что это к счастью. Оливье слегка скосил глаза и потер руки, поднеся их к самому носу. Это был знак безмерной радости у Оливье Дю Руа. Жюльетта все еще как будто колебалась.

— Эй, мажордом! — прогремел Оливье. — Мажордом! Виски нам, мы пьем за дружбу!

Никто не ответил. Должно быть, Бернар был на кухне.

— А кстати, Бернар, он тоже?.. — спросил Робер.

— Разумеется. А ты как думал?

— Но он не опасен?

— Да нет, алкоголик. Он опасен только вне больницы.

— А! Ну ладно.

Это было слишком для Жюльетты. Так спокойно говорить о таких больных! Сопротивление ее было сломлено.

Оливье взял большие стаканы, на которых красовались мерилин монро — снаружи слегка одетые, а с внутренней стороны стекла — раздетые, — налил в стаканы виски и вышел за льдом. Послышался звон разбитого стекла, Оливье в сердцах выругался, а через некоторое время он появился снова, держа в руке консервную банку из-под горошка, где плавали кусочки льда.

— Вот, пожалуйста.

Робер добродушно посмеивался, разглядывая красотку на стакане.

— Ты знаешь, — он повернулся к Оливье, — я сейчас в Счастливой звезде подумал, что мерилиномания охватывает все более широкие слои населения, все без ума от этих «Мерилин». А теперь я вижу, что и медиков коснулась порча.

— Как! Ты знаком со Счастливой звездой! Узнаю друга! Какой нюх! Что ж, ты не терял времени зря! Фернан ничего для меня не передавал, хозяин бистро?

— Нет.

— Хороший парень. Сражался в Интернациональных бригадах.