Арман Лану - Свидание в Брюгге

Как же дальше. A-а, вот:

Но следующие строки ему не давались, да и Рейн был далеко. Шарли что-то насвистывал, Аполлинер его не волновал.

— Надеюсь, об-боз уже пришел.

У него были жена и ребенок, у этого заики, офицера батальонного партизанского отряда.

Аглен Верхний приютил у себя, кроме взвода Робера, на который была возложена защита деревни, еще и роту партизан. Офицерам, не входившим в состав партизанской части, редко случалось выходить к аванпостам, откуда только что вернулся Робер, производивший, по приказу начальства, рекогносцировку местности на случай возможных операций. Военные действия, конечно, происходили — партизанские части накапливали боевой опыт, но все ограничивалось лишь перестрелкой; обе стороны несли лишь небольшие потери ранеными.

Офицеры прибавили шагу, они уже чувствовали живительное тепло кухни, — столовая принадлежала партизанскому батальону, который приголубил и Робера Друэна, единственного офицера в деревне, не имевшего к нему отношения.

Эта особая воинская часть расположилась в Аглене, вблизи вражеских позиций, и пехотинцы взяли на себя ее защиту. Капитан, стоявший во главе этого славного воинства, тоже был резервистом, но он был профессиональный военный, старый офицер, аристократ, сдержанный и учтивый. Ходили слухи, что он ищет смерти, так как среди его близких никого не осталось в живых, но вместе с тем капитан Бло де Рени выказал себя командиром, который не позволит проливать зря кровь своих людей. Робер Друэн дружил с его офицерами — молодым жизнелюбцем Раймоном Дэла, окончившим Сир, страховым агентом Кале, с учителем Шарли, на двадцатом году жизни его вдруг потянуло к католикам и он принял католицизм; речь Шарли была настолько же затруднена, насколько элегантно и изысканно выражал свои мысли Бло де Рени. Шарли заикался и предпочитал арго и местный говор сложным оборотам с условным наклонением.

В дверях столовой, увенчанной гербовыми щитами местного нотариуса, владельца этих земель, их встретил солдат. Капитан просит офицеров зайти к нему. Робер никогда прежде не видел этого солдата и сейчас поразился его внешности: маленький, коренастый, с рыжими лохмами и кривыми ногами, хитрые глазки так и бегают, и весь он — внимание и слух.

— Эй ты, Бреющий Полет, давай пошевеливайся! — грубо крикнул другой солдат, обращаясь к коренастому, который все пытался втолковать офицерам, что капитан ждет их уже двадцать минут.

— Капитан шпрашивает, что на ужин.

Истинный штими! Не «что на обед», а «что на ужин».

«Бреющий» незаметно скользнул к двери и исчез за ней, Робер улыбнулся: здорово этому малому прозвище придумали!

Они вошли в гостиную стиля ампир, принадлежащую супруге нотариуса, за решетчатыми дверцами книжных шкафов стояли книги по юриспруденции.

— О, господа, наконец-то! — воскликнул капитан. — Если я не ошибаюсь, вас приветствовали согласно вашему чину и званию?

— Вы не ошиблись, — ответил Шарли. — Нас осыпали осколочными снарядами.

— Чудесно. И вы обследовали возможное место военных действий, господин Друэн?

Капитан завел себе за правило называть своих офицеров «господин», не из снобизма, а скорее из уважения к человеческому достоинству.

— Да, господин капитан, — ответил Робер, — обследовали. Эти места мне немного знакомы.

— Знаю, — сказал капитан. — Запрет запретом, — я насчет приказа не выходить за проволочные заграждения, — но как отказать себе в удовольствии посмотреть, что происходит вокруг. Да, да, не спорьте, я на вашем месте поступил бы точно так же. Если когда-нибудь вы надумаете вступить в наш батальон, я буду счастлив, мосье Друэн, принять вас уже не просто как гостя. Сегодня ведь вы мой гость. Прошу вас, взгляните сюда.

И широким жестом он указал на стол, который ломился от яств.

Гостиная супруги нотариуса, выполненная в черных, нефритовых и золотистых тонах, исчезла под лавиной разного хлама: ремни, пулеметные ленты, суконные солдатские одеяла валялись вперемешку с бутылками из-под аперитива и упаковочной бумагой. Благообразные лица буржуа, взиравших на весь этот беспорядок с портретов в позолоченных рамах, выражали угрюмое неодобрение.

— Так, стало быть, обоз пришел, — констатировал Робер, усиленно растирая руки. Они у него все еще горели. Руки больше всего его беспокоили. Робер всегда любил снег. Он катался на коньках, ходил на лыжах. Но с тех пор, как они обосновались в Аглене Верхнем, снег стал вызывать в нем неприязнь.