Ева Онегина: Блондинки предпочитают джентльменов. Подслушанные разговоры

— Должен же парень в двадцать девять лет и сам догадываться, что зияющая дыра в улыбке выглядит не очень эстетично.

— Может, он хоккейный фанат? У них модно беззубыми ходить.

— Да ну тебя, Санька! Представляешь, едем, болтаем на отвлечённые темы, и вдруг он выдаёт: «А давай квартиру снимем, вместе поживём». Я аж рассмеялась!

— Вот видишь, значит, в отношении тебя самые серьёзные намерения! Не сжимай ладонь, на которой сидит бабочка, дорогая. А с кем он сейчас живёт?

— Не поверишь! С папой и братом.

— Как необычно. И что же ты ответила?

— Ничего. Превратила всё в шутку. Посмеялись вместе. Ладно, Алекс, гуд-бай, надо доделывать проект. Не теряй времени — знакомься со всеми более-менее годными кандидатами. Рано или поздно нам повезёт!

— Слушаюсь, будущий дизайнер — мечта щербатых пухляков. Удачи! Звони.

«Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать».

— Салют, Динка. Вспоминала о тебе.

— Вах, и по какому же поводу? Привет!

— Поняла, что мне тоже нравятся толстяки.

— Интересно, как же ты это вычислила? Эмпирическим путём?

— Скорее, методом от противного.

— Ага, значит, тебя настолько разочаровал мужчина обычной комплекции, что ты решила искать счастье в объятьях не в меру упитанных мачо.

— Если бы обычной! Кощей! Настолько тощий, что не то что обниматься не хочется, чахоткой побоишься заразиться от него. Такое ощущение, что мужчины с нормальным телосложением повымирали, остались либо скелеты, либо карлсоны.

— Не вы ли говорили, Александра, что любой может похудеть, было бы желание. Значит, следуя твоей логике, каждый может и поправиться. Так?

— Не знаю. Глядя на этого сухаря, сомневаюсь, что его может хоть что-нибудь спасти, краше в гроб кладут.

— Если худоба — единственный недостаток твоего кавалера, можно попробовать его откормить.

— Видимо, не единственный, раз не зацепил.

— Чем же ещё примечателен твой воздыхатель, помимо блокадной толщины?

— Ну, он высокий.

— Вот. Неоспоримейшее достоинство! Дальше.

— Всё. На этом достоинства заканчиваются… А, ещё — наличие джипа.

— Вау! А что ещё нужно для счастья? Высокий, на внедорожнике. Мечта!

— А что, дорогая машина и высокий рост — критерии автоматической влюбляемости в человека?

— Нет, конечно. Хотя большинство людей, причём обоих полов, считает эти условия достаточными для того, чтобы быть в топе на рынке женихов.

— Понимаешь, он какой-то необаятельный, скованный, нескладный. Будто аршин проглотил. Внешность обыкновенная, не урод, не красавец: печальная поволока мутноватых глаз, похожих на раковины моллюсков, выброшенных на берег прибоем, рот едва открывает, когда говорит, будто наполовину зашит изнутри.

— Ну, ты напридумываешь метафор, Санька! Умеешь рассмешить.

— Одет вроде недёшево, но совсем безлико, в серо-чёрных тонах. Сейчас столько стильной яркой одежды для парней. Иногда иду мимо мужских магазинов и завидую. Такое ощущение, что женская мода нынче менее интересная, чем мужская. Зачем напяливать серое, когда вокруг столько красивых цветов?

— Ну, это поправимо. Сама знаешь, стильно одетый мужчина, в большинстве случаев — заслуга женщины. Парням часто не хватает смелости или уверенности в себе, чтобы надеть, например, жёлтый свитер или фиолетовый пиджак. Хотя эти недоработки вполне можно исправить совместным походом в магазин и обилием комплиментов: «Милый, тебе так это к лицу!» Что интересного рассказывал твой герой?

— Вот именно, что не рассказывал, а приходилось выпытывать, сидел, будто воды в рот набрал. Чувствовала себя следователем на допросе. Знаешь, хочется, чтобы беседа текла сама собой. Не в виде монологов, конечно, но без напряга. Чтоб не возникало дурацких пауз, чтобы лихорадочно не придумывать вопросы типа «Какой предмет в школе нравился больше всего?» или «А кем ты хотел стать, когда вырастешь?». Раньше я считала, что болтливый мужчина — это фигово, теперь понимаю, что молчун — ещё хуже.

— Ну, у него же рот наполовину зашит, наверное, нитки натирают, когда разговаривает. Да, Шурик, тут действительно надо совпасть. Либо чтоб один был говорун, другой — молчаливый, либо чтоб потребность слушать и высказываться была примерно одинаковой.

— А твой нынешний ухажёр болтлив?

— Знаешь, с ним не только можно обсуждать всё на свете, но и легко молчать. Когда люди мало знакомы, любая пауза вызывает дискомфорт. Рассказала одну историю, возникла тишина. Смотришь на собеседника — молчит, чувствуешь напряжение и начинаешь нести всякую околесицу, антимонии разводить. Потом жалеешь. А у нас такого нет: поболтали — помолчали, снова поговорили. И это молчание настолько естественно, прямо благодать какую-то ощущаешь.