Арнольд Цвейг - Спор об унтере Грише

— Так мы и сделаем, — поддержала, шепелявя по-швабски, сестра Барб, — ведь этот Гриша пока все еще прикомандирован к вам.

— Формально, — добавил Бертин. — Если он выберется отсюда, его зачислят в какую-нибудь рабочую команду и он останется там на все время, пока, не вернется его превосходительство.

— Лихов поддержит вас, — подтвердил еще раз Познанский.

Винфрид ясно видел опасность, которой он себя подвергал. Но еще яснее, еще ближе он видел сестру Барб, которая в своем волнении за жизнь невинного человека казалась ему обольстительнее, чем когда бы то ни было. Руки ее, скрытые рукавами форменной, неуклюже скроенной зимней одежды, большим полукружием легли на стол, как бы требуя и зовя. Винфрид решился.

— Похищение русского! — засмеялся он.

В соседней комнате гремел старый рояль, звучали заключительные аккорды ликующе-мощной, пронизанной жаждой счастья бетховенской сонаты.

«Человеку будет все-таки оказана помощь, — облегченно вздыхая, подумал Познанский. — Но паломничество к Бреттшнейдеру я все-таки предприму. Легальные способы тоже имеют свою привлекательную сторону — по крайней мере для нашего брата — людей незначительных, некрасивых».

В половине одиннадцатого, когда они вышли на улицу, всю в снежных сугробах, возвышавшихся по обе ее стороны, снегопад уже прекратился. С ясного неба смотрело бесчисленное воинство звезд, казавшихся бледными в ночном сумраке. Но воздух уже был совсем иной — это чувствовалось при дыхании.

— Благодарение создателю, будет мороз, — сказал Винфрид сестре Барб, стоявшей рядом с ним у машины. — Если начнет таять, тогда хоть бассейн для плавания открывай.

На перекрестке в снежной шапке, словно голова сахара, покачивался дуговой фонарь, отчего ряды домов как бы подпрыгивали.

— Ну я тяжесть нависла, — сказал Познанский, широким жестом указывая палкой на фонарь, провода, оконные карнизы.

«Столовая местной комендатуры», — прочитала на вывеске сестра Барб. Слово «комендатура» вернуло ее к действительности. Она спросила вполголоса:

— Ты уже придумал план действий?

— Да нет же, — ответил Винфрид. — Заранее обдуманные планы всегда срываются. Посмотрим, как развернутся события завтра, и будем наготове в любую минуту.

Легкий восточный ветер предвещал поток ледяного воздуха. Над западными областями Европы и над океаном еще реяло достаточно тепла, чтобы разрыхлить морозный воздух и отогнать ледяные слои в степи, тундры и леса восточной России. Но вряд ли продержатся еще большие ветры. Восточный ветер пошалит немного — и этим дело кончится.

Через полчаса после обнаружения аварии на линии, командами связи уже стали наноситься на карты согласно поступающим донесениям пометки — надо было нащупать место повреждения.

По мнению рабочих, причина аварии крылась в недостатке меди. Они проложили провода по всем правилам искусства и по земле и по воздуху. Но поди поспорь с силами природы! Рано поутру в район метели ринулись вдоль железнодорожных линий, по дорогам, лесным опушками монтеры с инструментами, мотками проволоки, ножницами, телефонами. Это были люди, хорошо знавшие свое дело и хорошо снаряженные всем необходимым, вплоть до лыж, чтобы не проваливаться в снегу.

В утреннем рассвете простиралась иссиня-серая лесная равнина, поле перед людьми словно сгинуло в снежной стихии. На пути команд вздымались дюны снежных сугробов, как бы срезанные по краю острым формовочным ножом — так их обвевал ветер.

Настроение людей становилось все более мрачным. Местность казалась им непреодолимой. Эта работа — починка на морозном воздухе телефонных проводов, которые запрятаны в снегу, как нервы в человеческом теле, вызывала немало бранных слов в утро первого ноября.

Удачнее всех проникла в лес, со стороны Баклы, группа в три человека — лыжники, молодые парни из баварской лыжной роты, вынужденные из-за ранений покинуть батальон альпийского корпуса и отчисленные на восточный фронт, сначала в роту выздоравливающих, а затем в команду связи.

Их опьяняла и подзадоривала легкость продвижения. На лыжах, с палками в руках, они легко проскальзывали там, где их товарищи, с трудом ступая, пробивались вперед, застревали по колено в снегу и даже вынуждены были возвращаться обратно. Они неслись на лыжах, словно на крыльях, и поэтому уже вскоре после восхода солнца покинули обитаемые места и молча, втроем, ринулись в лесные районы.