Арнольд Цвейг - Спор об унтере Грише

— Венценосному победителю слава!

В первом ряду огромного, похожего на бочку, помещения с портретами полководцев в сером и красном и с крестом из мореного дерева над головой оратора сидела группа чиновников в офицерском звании, среди которых особенно выделялся штабной врач-протестант доктор Видзон из Лейпцига, удачно обкарнавший несколько лет тому назад свою фамилию — он звался ранее Давидзон. Здесь было человек шестьдесят солдат, пришедших, главным образом, из-за сладкого чая, который подавали после богослужения, и потому, что атмосфера в солдатском клубе, хоть и проникнутая духом тупого ханжества, была все же гораздо приятнее, чем в казармах. Потом вдруг начались танцы — у рояля сидел унтер Маннинг. Светский дух в армии искал случая проявить себя. Танцевали, конечно, только вальс. Заведующая клубом, графиня Клейнинген, неплохо справлявшаяся со своими обязанностями, никогда не допустила бы других, более вольных танцев.

С простенка на солдат глядел портрет Вильгельма Второго с милостиво-размашистой подписью; кайзер ничего не имел против того, что его солдаты не только косили врага, но предавались и другим развлечениям. А императрица с ниткой крупного жемчуга и пышно, взбитыми волосами терпеливо и благосклонно следила за танцующими приветливыми, пустыми глазами.

Широко открытая дверь позволяла наблюдать за «молодежью» из соседней комнаты — это была своего рода «святая святых» с плюшевым диваном и вязаной скатертью на круглом столе.

Графиня с приторной улыбкой на устах обратила внимание пастора на весьма знаменательный факт; в клуб явилась, к сожалению, лишь после торжественной части празднества, также группа солдат-евреев и даже евреи из офицеров, ибо только что прошел, сопя, военный судья Познанский с выпуклыми глазами за безобразно толстыми стеклами; писарь Бертин, пришедший, по-видимому, вместе со своим начальником, скрестив руки, прислонился к стене, в углу.

Обер-лейтенант Винфрид вальсировал с сестрой Барб. Внезапно появилась сестра Софи, которой прежде не было видно. Впрочем, отсутствия ее никто и не заметил. Весьма возможно, что фрейлейн фон Горзе, со свойственной ей сдержанностью, с самого начала сидела где-то в углу, вместе с сиделками и скромно внимала словам проповеди господина Людекке, сегодня особенно сердечным и содержательным.

Сестры из солдатского клуба разливали чай в походные кружки, принесенные гостями с собою. Чай был очень горячий, и иной неопытный парень обжигал губы о жестяной сосуд. Костюм унтер-офицера Маннинга с каждым днем все более смахивал на лейтенантский. Пастор Людекке неодобрительно обратил на это внимание графини, которая, однако, взяла Маннинга под свою защиту, оправдывая его поведение отсутствием у берлинцев утонченного чувства такта. Закончив танец, Винфрид и Барб, запыхавшись и смеясь, подошли к Бертину, достояли недолго с Познанским, подразнили Маннинга.

В таком городе, как Мервинск, отчетливо проступали черты провинциального гарнизона. Интерес возбуждали, главным образом, переживания или поведение особенно заметных лиц, в конечном же счете господствовал шпионаж всех против всех.

Вот почему пастор и графиня взволнованно выжидали: неужели адъютант генерала пройдет мимо их двери, не заглянув к ним, или сестра Барб Озан нарушит все законы вежливости и не выкажет должного почтения старой даме, заведующей клубом, изысканная любезность которой, между прочим, приводила в трепет всех сестер.

Со сладкой улыбкой на стареющем лице она умела пронзать сердца младшего персонала словесными штыками, еще при этом дважды поворачивая их в ране. Но что вы скажете? Молодые люди не только поздоровались с этой парой, представлявшей как бы хозяев дома, но даже присели к их столу, чтобы составить им компанию.

Один только Маннинг, засунув, вопреки всем правилам, руки в карманы, остался сидеть за роялем.

— Маннинг, — шепнул лейтенант Винфрид, — извлеките как-нибудь из норы с помощью вашего бренчащего ящика этих двух старых аллигаторов, нам на несколько минут нужна эта конура.

Маннинг выразил согласие взмахом ресниц. Ученик знаменитых мастеров, он, когда хотел, умел играть на рояле музыкально, виртуозно, вдохновенно — смотря по настроению… В то время как в приемной появились чашки с чаем и печенье «Августа» в синей фарфоровой вазе, твердые, как камень, обсыпанные маком, лепешки, изготовленные по рецепту военного времени из овсяной муки и мармелада — их можно было только грызть, — он обдумывал, как бы поскорее поддеть на удочку обоих крокодилов. Эти звери любили музыку, серьезную музыку… Ему и самому пришлась бы по душе какая-нибудь мрачная, бурная соната Бетховена, ибо сестра Барб ограничивалась тем, что бросала ему ласковые взгляды, а сама держалась поближе к своему обаятельному Винфриду.