Борис Пугачев - Школа обмана

— Пойдем спать, — сказал он жене, чувствуя подступающее опьянение.

— Пойдем… Наташку я уже уложила.

— Там у меня пододеяльник и простыня намокли. Вспотел я.

— Сейчас поменяю.

Прохлада свежего постельного белья доставила разгоряченному телу Родика какое-то особое удовольствие, а знакомое тело жены усилило это ощущение. «Постель примиряет все, — пришла ему в голову народная мудрость, и он дал себе установку: — Надо спать, надо спать…»

Казалось, что он не спит, а сидит в первом ряду того самого сельского клуба, где, будучи руководителем комсомольской агитбригады, ставил вечерние концерты. Сидевшая рядом жена ласково обнимала его за шею. Агитбригадовский вокально-инструментальный ансамбль играл тихую музыку. На сцене Тарапунька и Штепсель разыгрывали сцены из жизни советских бюрократов. Они страшно походили на Горбачева и Ельцина. Приглядевшись, Родик понял, что это действительно Горбачев и Ельцин. Они потешно ругали друг друга, употребляя совершенно нецензурные выражения. Родик, смотря на них, то смеялся, то грустил. Сцены были самые разные — позерство сменялось детективными ситуациями, аферы одного натыкались на фальшивые идеалы другого. Потом они обнялись и поцеловались, Ельцин достал бутылку и налил в чайную чашку водку. Хитро подмигнув, он протянул ее Горбачеву, но в последний момент отстранился и выпил сам. Горбачев заплакал, жалостливо клянча водку, а Ельцин, улыбаясь, вытер тыльной стороной ладони рот и подбородок.

Тут вдруг появилась колхозная самодеятельность, разодетая в национальные то ли русские, то ли украинские костюмы, и пустилась в пляс. Жена наклонилась к Родику и сказала, что эту самодеятельность она послала в другой клуб, а они перепутали адреса, и сейчас разразится скандал.

Горбачев и Ельцин обиженно отошли в угол сцены и уселись в кресла спиной к залу, но хоровод развернул их. Родик с изумлением понял, что это опять Тарапунька и Штепсель. Они начали возмущенно требовать режиссера. Жена объяснила, что режиссер — это Родик, но он сейчас спит и не может с ними поговорить. Тогда они попросили помощи зала, но люди, все еще занимающие места, на них не отреагировали, полагая, что так и задумано режиссером. Наконец, всем надоело это представление, зрители попытались выйти, но двери были заперты. Возникла неразбериха, люди толкали друг друга, а со сцены кричали: «Разбудите режиссера! Родик, проснись. По радио сообщают, что в Москву вошли Таманская и Кантемировская дивизии и еще какие-то подразделения. У здания Верховного Совета стоят танки»…

Сон мгновенно слетел с него. Вспомнилось, как он впервые в казахстанской степи увидел танковую роту на марше. Потом он много раз видел танки в разных условиях, но никак не мог привыкнуть к их устрашающей мощи.

Представив эти грозные машины на московских улицах, Родик внутренне содрогнулся.

«Неужели началось самое страшное?» — подумал он и прокричал жене:

— Неси сюда приемник!

Крутя ручку настройки и переключая диапазоны, Родик удивился огромному числу радиостанций. Весь эфир был заполнен тревожными сообщениями, повторяющими слово «путч», новую аббревиатуру «ГКЧП», имена Горбачева, Ельцина. Однако разобраться в происходящем было невозможно. Вероятно, комментаторы сами ничего не понимали и только транслировали получаемые от корреспондентов противоречивые сообщения. Ясно было только, что основные события разворачиваются вблизи здания Верховного Совета в Москве, но и в других городах — Ленинграде, Минске, Свердловске и даже в Воркуте — волнения. К Ленинграду стягивают танки, и они уже в Гатчине. ГКЧП хотел восстановления законности и правопорядка, ратовал за истинную демократию. Другие призывали к саботажу ГКЧП, к забастовкам под теми же демократическими лозунгами. У Родика создалось впечатление, что и те и другие говорят одно и то же. Все эти заявления заканчивались одинаково и при этом требовали от граждан сделать выбор и не находиться в преступном бездействии. Между чем выбирать, было непонятно. Родик чувствовал, что тупеет, однако усвоил, что никто, даже ГКЧП, не покушается на развитие предпринимательства и кооперации.

Бреясь, он беспрерывно задавал себе тривиальный вопрос «Что делать?», но ответа не искал, и это было самое неприятное. Казалось, что какой-то внутренний механизм перестал работать.

«Может быть, пойти в город? Увидеть все своими глазами? Будет легче», — подумал он, но тут же перед мысленным взором возникли картины из кинофильма «Броненосец Потемкин», и Родик отбросил эту идею.