Дэвид Седарис: Сплошные заморочки

История из книги «Нагишом»

Когда учительница спросила, может ли она зайти к нам и поговорить с моей матерью, я восемь раз коснулся носом парты.

— Могу я рассматривать это как "да"? — спросила она.

Согласно ее подсчетам в тот день я 28 раз покидал свое место.

— Ты скачешь по классу как блоха. Стоит мне отвернуться на две минуты, и ты уже тут как тут: трешься языком об этот выключатель. Возможно, так принято у тебя дома, но здесь, в моем классе, мы не вскакиваем с мест и не облизываем выключатели, когда нам это заблагорассудится. Это выключатель мисс Честнат, и она хочет, чтобы он оставался сухим. А ты хотел бы, чтобы я пришла к тебе домой и принялась облизывать твои выключатели? Ну, хотел бы?

Я попытался представить себе эту картину, но меня отвлек мой ботинок. "Сними меня, — прошептал он, — и 3 раза хлопни себя по голове. Давай-давай, быстро, никто не увидит".

— Ну, — Мисс Честнат приподняла свои тоненькие нарисованные брови, — я тебя спрашиваю. Хочешь ты или нет, чтобы я облизывала выключатели у тебя дома.

Я стянул с себя ботинок, притворившись, что изучаю рифленый рисунок каблука.

— Ты ведь собираешься стукнуть себя ботинком по голове, или я не права?

Вообще-то, не "стукнуть", а хлопнуть; однако как она догадалась, что я собираюсь сделать?

— У тебя весь лоб в отпечатках от каблуков, — сказала она в ответ на мой молчаливый вопрос. — Тебе не мешало бы хоть изредка заглядывать в зеркало. Ботинки — грязная штука. Мы носим их, чтобы защитить себя от грязи. Не очень-то полезно бить себя ботинками по голове, не так ли?

Я предположил, что и впрямь не очень.

— Ах, ты предполагаешь? Мы здесь не в угадайку играем. Я не предполагаю, что может быть опасно бегать по оживленной улице с бумажным пакетом на голове. Это не тот случай, когда надо строить догадки. Это факты, а не головоломки, — она уселась за свой стол и начала писать записку. — Мне хотелось бы поболтать с твоей мамой. Она ведь есть у тебя, а? Тебя же не звери воспитали? Она что слепая, твоя мать? Неужели она не видит, что ты вытворяешь, или ты приберегаешь свои ужимки эксклюзивно для любимой мисс Честнат? — Она протянула мне свернутую бумажку. — Можешь идти, но, будь так добр, по пути к двери избавь мой выключатель от очередного контакта с твоим кишащим микробами языком. У него и так был тяжелый день, да и у меня тоже.

Идти от школы до дома, который мы снимали, было недалеко, не более 637 шагов, и в удачный день мне удавалось преодолеть это расстояние всего за час, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы лизнуть почтовый ящик или потрогать листок или травинку, которые требовали моего внимания. Но если я вдруг забывал, сколько шагов я уже прошел, мне приходилось возвращаться к школе и начинать мой поход сначала. "Уже вернулся? — спрашивал меня дворник. — Так любишь школу, сынок?"

Как он ошибался! Больше всего на свете я мечтал оказаться дома, вот только добраться туда было для меня настоящей проблемой. Я мог потрогать телефонный столб на 314 шаге, а затем, через 50 шагов, засомневаться, в том ли месте я его коснулся. И нужно было вернуться и потрогать его еще раз. Порой я мог отвлечься всего на несколько секунд, и тогда меня начинали одолевать сомнения не только относительно телефонного столба, но и по поводу скульптуры на газоне на 219 шаге. И мне приходилось идти обратно и облизывать этот бетонный гриб еще раз, надеясь, что на этот раз его хозяйка не выскочит из своего дома и не заорет: "Убери свою рожу от моего мухоморчика!" Порой на улице мог идти дождь, или мне необходимо было побыстрей добраться до туалета, но в любом случае я был лишен возможности быстро добежать домой. Поход туда был долгим и сложным процессом, требующим исключительного внимания к деталям. Не то чтобы я испытывал удовольствие, прижимаясь носом к раскаленному капоту стоящей у обочины машины — нет, об удовольствии не было и речи. Человек обязан делать все эти неприятные, но необходимые вещи, так как нет ничего ужаснее тех страданий, которые испытываешь, не сделав их. Стоит пропустить этот почтовый ящик, и мой мозг уже не оставит меня в покое, постоянно напоминая о совершенном проступке. Я мог сидеть за обеденным столом, стараясь не задумываться об этом, но мысль возвращалась ко мне с завидным упорством. Не думай об этом. Но уже поздно, и я уже точно знаю, что мне делать. Сказав, что мне нужно в туалет, я выскочу из парадной двери, вернусь к почтовому ящику и не просто коснусь, а стукну его или даже пну беднягу ногой, чтобы показать, как же я его ненавижу. И вот что я действительно ненавидел, так это мой мозг. Я был уверен, в нем должен был быть выключатель, но будь я проклят, если я мог найти его.