Холодильник, запертый в подвале, слева от лифта. Старая модель, с не изолированными секциями и примитивной регулировкой температуры. «Estola», финского производства. Корпус из полированного металла делает его похожим на огромное зеркало. На дверях секций нет удобных пластиковых табличек, на которых можно написать фамилию постояльца. И чтобы найти труп Иванова, придется класть под подголовник записку и каждый раз искать ее, хлопая дверями и заглядывая внутрь.
Когда-то этот финский стальной гигант был единственным холодильником клиники. Но пару лет назад уступил свое место английскому дэнди марки «Leec», оставшись стоять в кафельной пещере подвала. Теперь люди лишь изредка навещают его, щелкая выключателем неонового света. И тогда все становится точь-в-точь как в те годы, когда он был незаменим. Правда, его компрессоры уже не те, что были раньше, отчего скачет температура… То и дело отказывает какой-нибудь датчик… Однако он до сих пор работает, замолкая всего пару раз в год, во время ремонтов и санитарных мероприятий. Старому дряхлеющему отшельнику все-таки нашлось подходящее применение.
Теперь во всеми забытый холодильник кладут всеми забытых людей. Бомжи? Нет, санитары называют их «безродниками». Так гораздо правильнее. И гораздо страшнее.
Согласитесь, что не иметь определенного места жительства не так страшно, как не иметь родных людей. Заметьте, не родственников, а именно родных людей. Отдав похоронному делу семь лет жизни, я не раз видел, как соседи по лестничной клетке хоронили одиноких стариков, при этом не претендуя на их жилые метры. Хоронили в открытом гробу, а на дешевом церковном покрывале даже лежали цветы. И я точно знаю, что в пятницу, 11 июня 95-го, в чреве финского холодильника лежали несколько «безродников», кровная родня которых жила своей жизнью. Племянницу одного из них (кажется, его фамилия была Быковец) я видел собственными глазами. Так что… родственники у Быковца были. При этом он был «безродником» в самом глубоком смысле этого слова, ведь родных людей у него не было.
Впрочем, видел я «безродников» и среди мертвецов, которых провожают в последний путь члены их семьи. Тогда из траурного зала доносится стук молотка. Это санитар заколачивает гроб. По просьбе родственников. Веками гвозди вгонялись в крышку только перед тем, как опустить гроб в могилу. Именно в этот момент человек переступает свою последнюю земную черту, навсегда покидая мир живых, мелочный и суетливый. Именно тогда настает его час… А те, кто просит санитара о таком пустяшном одолжении, спешат похоронить своего мертвеца раньше срока. Он им больше не нужен. Пятиминутного прощания в траурном зале для них вполне достаточно, чтобы чувствовать себя людьми, приличными во всех отношениях.
Выходит, чтобы стать настоящим «безродником», совсем необязательно сдохнуть под забором. Конечно же таких случаев не так уж и много. Но… молоток и гвозди были у нас всегда под рукой.
Ну что ж, нам пора назад, туда, на экватор девяностых, где уголовники рулят страной вместе с политиками. Туда, где убили Листьева, коммунистическая партия выиграла выборы в Государственную Думу, стихия сравняла с землей Нефтегорск, Центробанк ввел в обращение купюру достоинством сто тысяч рублей, а русский космонавт Поляков ни черта не весил целых 438 суток, поставив абсолютный рекорд пребывания на орбите.
Туда, где Антонов и Плохотнюк второпях выгружают из хлебного фургона продолговатые ящики без крышек, и в каждом лежит кусок толстого мутного полиэтилена, вроде того, которым укрывают теплицы. Они грузят ящики на каталки и подкаты, чтобы лифтом опустить в подвал. А в подвале их уже ждут.
– Погоди, Иваныч, так сколько у тебя ящиков-то? – спросил Бумажкин того, что был с пейджером, когда они выходили из «двенашки», где разбирались с документами.
– Сколько у тебя «жмуров», столько у меня и ящиков. Двадцать четыре, значит, – ворчливо ответил тот.
– И ампутяк, – добавил Вовка.
– Ага, два ящика, – кивнул владелец пейджера.
– Два?! Четыре же должно быть!
– С чего это?
– Всегда четыре ящика было.
– Хрен его знает, что там всегда было… Я заказ сдал, тару получил. Всего двадцать шесть.
– Да не хватит двух! От, твою мать… – картинно сплюнул Бумажкин.
– Нашел проблему! Каждому «безроднику» – по запасной ноге! – выдвинул лозунг Иваныч, неумело подражая Жириновскому. – Не гунди, Володя! Распихаем мы твои ноги!
– Свои распихивай, мои не трогай, – не то в шутку, не то всерьез сказал Вовка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу