Артемий Ульянов - Записки санитара морга

– Аид, помоги мне! Помоги своему Харону! Прямо сейчас! – Поняв, что просьба больше смахивает на наглое требование, добавил: – Мне очень надо, правда! Ну, пожалуйста…

Подождав несколько секунд, в который раз взял в руки катетер, введя его в бедренную артерию. И стал просовывать его в дядю Руслана, затаив дыхание от масштаба ставок, словно патологический игрок. Пройдя несколько сантиметров, проклятая трубка вновь уткнулась в невидимый барьер.

Но… Стоило мне только чуть сильнее нажать на нее, как бывшая капельница легко скользнула в кровеносную систему мертвеца. «Аид, я твой должник! Спасибо!» – мысленно повторял я, закрепляя катетер в артерии.

Спустя некоторое время я закончил бальзамировку и принялся одевать дядю Руслана. Когда все было готово, не спеша собрал инструмент, упаковав его в рюкзак. В комнату заглянул Сулейман.

– Все, закончил, сейчас выпишу справку. Гроб еще не привезли? – спросил я.

– С минуты на минуту, – ответил чеченец, лишь мельком глянув в сторону отца. Он хотел мне еще что-то сказать, но его прервал хриплый телефонный звонок. Как выяснилось, привезли цинковый ящик, в который надо было положить тело. Через несколько минут трое красных от натуги грузчиков в синих комбинезонах вносили гроб в комнату. Попросив поставить его на пол рядом с кроватью, двумя ловкими отработанными движениями определил Руслана в его последнюю обновку. Вместе с грузчиками поставил ящик с покойным на табуретки, в центре комнаты. Немного бесцельно потоптавшись рядом с ним, синие комбинезоны получили от Сулеймана финансовую благодарность и были таковы.

Чтобы закончить самую нервную и невероятную бальзамировку в моей практике, оставалось сделать какую-то малость – сложить покойнику руки, причесать взъерошенные волосы и бороду да накрыть гроб покрывалом. Занятый этими последними приготовлениями, я услышал неясный отдаленный гул, разливающийся где-то сзади, в другом конце квартиры. «Так, родня приехала прощаться, а его еще причесать надо!» – сообразил я, быстро расчесывая Руслана. Одна непослушная прядка волос торчала недалеко от макушки, никак не желая подчиняться нам с расческой. А гул тем временем набирал обороты, становясь все громче и отчетливее. Он словно подбирался ко мне, как неотвратимая стихия. В нем уже можно было различить отдельные голоса, которые подвывали на разные лады, выводя причудливую какофонию, подчинявшуюся единому началу.

И только тогда понял, что за стихия рождала этот гул. То самое горе, все это время зажатое в одном из тесных углов квартиры, вдруг разом вырвалось из заточения, словно разъяренный зверь. Закончи я свою работу всего минутой раньше, мог бы укрыться. Но было поздно. Сейчас я стоял прямо у него на пути, не зная, с чем столкнусь в следующий момент.

Дверь в комнату отворилась, заставив меня резко обернуться. Весь дверной проем был забит женщинами в черном, средних лет и старше. Их было человек семь или восемь. На мгновение застыв, они глядели сквозь меня невидящими глазами. Нет, они не были слепыми, но были ослеплены. Их лица искажали гримасы невыносимого горя. И горе это было таким огромным, что казалось, будто оно разрывает их изнутри. Я лишь успел шарахнуться в сторону от гроба, как в следующую секунду жуткое действо началось.

Заламывая руки, женщины падали на колени, чтобы запрокинув головы вверх выдохнуть в небеса яростные и безнадежные стоны, срывающиеся в отчаянные крики. Упав, ползли вперед, к гробу, захлебываясь спазматическими рыданиями, болезненно вскрикивая и колотя себя кулаками по голове. Добравшись до цинкового ящика, в котором равнодушно лежал Руслан, облепили его со всех сторон, то целуя гроб, то взрываясь нечеловеческим воплем. Одна из них, резко вскочив на ноги, вновь рухнула на колени, оскалилась каким-то животным криком и, растопырив пальцы, стала полосовать лицо, оставляя на нем яркие кровавые царапины. Ее кровь будто подхватила всех остальных, вознеся общую истерику на новую высоту, граничащую с экстазом. Тут же двое других стали рвать на себе волосы, выбившиеся из-под аскетичных платков. Женщина лет сорока, хрупкого телосложения, принялась биться головой об угол гроба, страшно гортанно вскрикивая при каждом ударе и протягивая вытянутые руки к покойнику. Другая, отпрянув от гроба, с размаху рухнула на пол, вцепившись зубами в сжатый кулак и захлебываясь конвульсиями, возводя рыдания в какую-то жуткую степень.

Не в силах оторваться от зрелища, источавшего энергетику немыслимой силы, омерзительную и притягательную одновременно, я застыл в углу комнаты, словно парализованный. Внезапно кто-то схватил меня за руку, просто вырвав из этой колдовской западни. Конечно же это был Сулейман.