За окном был сентябрь, двадцать первое число. Осень щедро осыпала город мертвой листвой, которую холодный порывистый ветер гонял под ногами прохожих. Свинцовое дождливое небо иногда расступалось, ненадолго даря засыпающей природе и суетливым людям немного солнца.
Работы было навалом, но дело спорилось. Отчаянно хотелось поскорее выбраться из Царства мертвых, честно отдав мертвым свои старания. Настойчиво продираясь сквозь алгоритмы похоронного дня, я то и дело подгонял себя, регулярно посматривая на неторопливые настенные часы. А когда хирургическая пижама наконец заняла свое место в шкафчике раздевалки, торопливо нырнул в жерло метрополитена.
До уюта обжитой квартиры, созданного терпеливыми заботливыми Олиными руками, оставались считанные минуты. И хотя жены еще не было дома, меня всегда там ждали. Стены нашего жилища никогда не пустовали, ведь его делила с нами Маруся.
Формально она была домашним животным, сукой французского бульдога, пяти лет от роду. На самом же деле не просто полноценным членом семьи, а ее эмоциональным стержнем. Очаровательная псинка объединяла нас с Олей не меньше, чем наша любовь, потому что была ее частью. Заняв место обожаемого ребенка, она связывала нас на уровне тонких материй, которые несравнимо сильнее осознанной людской привязанности к питомцу. Я почувствовал это с тех самых первых дней, когда она появилась в нашем доме, превратив любящую пару в семью. И потому нередко называл ее «бульдочь», и слово это полностью соответствовало ее статусу. Отношениям «хозяин-животное» здесь было не место.
Конечно же, мы считали ее совершенно особенной собакой. И не только потому, что обожали ее. На то были очевидные причины, которые замечали все, кто знал Маруську. Ее плоская бульдожья мордаха с круглыми, совершенно человеческими глазами была способна на самую выразительную мимику, которая встречается разве что у приматов. Необычайно умная и ласковая, она могла подолгу смотреть с нами телевизор, что очень удивляло всех, кто видел это впервые. Во время просмотра она лишь изредка отрывалась от экрана, чтобы взглянуть в глаза человеку и отрывисто хрюкнуть, будто делясь впечатлениями от увиденного. А в новогодние ночи бульдочь всегда внимательно слушала обращение президента, то прижимая, то растопыривая уши. Жена была уверена, что недолго осталось до того момента, когда она начнет переключать каналы. И вее словах была лишь доля шутки, ведь Маруся заметно прогрессировала в интеллектуальном развитии. Она прекрасно знала все стандартные команды. Но когда ей было около двух лет, мы уже редко прибегали к ним, общаясь с собакой простыми человеческими фразами. «Сходи, глянь, что там мама наша делает», — говорил я ей. И она, согласно моргнув, спрыгивала с дивана, направляясь к Оле, на другой конец квартиры. И таких примеров было множество, что подчас шокировало тех, кто впервые наблюдал наше общение.
Признаюсь честно, я иногда читал ей что-нибудь из написанного. И тогда бульдочь, сидя напротив меня на диване, трогательно вслушивалась в мой голос, изредка наклоняя массивную круглую башку и тихонько вздыхая в некоторых местах.
Когда я возвращался домой, она не могла выразить свою любовь словами. Да и крошечный, еле заметный хвостик не сильно помогал ей в этом. А потому она виляла всем телом, словно приземистый мускулистый сгусток счастья, хрюкая, поскуливая и с трудом справляясь со шквалом эмоций. Ей-богу, если бы она могла рисовать, это точно были бы импрессионистские полотна.
В последние несколько месяцев наша с Олей любовь к собаке заострилась до предела. И тому была страшная причина, ворвавшаяся в счастливую семейную жизнь одним воскресным утром. Тогда у Маруськи впервые случился эпилептический припадок. Жуткое зрелище наотмашь ударило нас, поселив в душе настоящий родительский страх. Конечно, мы бросились к врачам. И довольно быстро нашли ветеринара, специализирующегося на патологиях мозга. Потом была энцефалограмма, немало удивившая доктора.
— Скажу вам сразу, что перед нами весьма редкий случай, — сообщила она нам, внимательно просматривая пляшущие кривые на экране компьютера. — Диагноз очевиден — это эпилепсия. Но дело даже не в ней. Тут другое важно. Мозг человека и животного на энцефалограмме выдает два типа сигналов — альфа-ритмы и бета-ритмы. У человека есть и те, и другие. Мозг животного в основном показывает высокую активность бета-ритмов. И совсем редко встречаются незначительные вкрапления альфа. Это в норме. А вот у вашей Маруси помимо бета я вижу устойчивые альфа-ритмы, причем в обоих полушариях. Это крайне редкое явление. Каждый такой случай — событие для специалистов моего профиля.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу