Артемий Ульянов - Новые записки санитара морга

— Ни хрена себе штуковина!

— Это ж кнопка, доктор.

— Похожа на кнопку, во всяком случае.

— Я ее нажимал.

— И что?

— Она пискнула тихонько и цвет изменила. Чуть розовая была, а стала вот какая.

— Не, правда, что ли? — не верил мне Юра.

— Клянусь клятвой Гиппократа, — сказал я.

— Ты ее не давал, — заметил врач.

— Тогда санитарской честью.

— Ладно, верю.

— Как ты думаешь, для чего в башке кнопка может быть? Чтоб мозги на ночь выключать?

— Или чтоб мозги массировать. Непрямой массаж мозга, — улыбнулся патанатом. — Только я про такой массаж что-то не слышал.

— Ну что, будем дальше пилить или сперва в ФСБ позвоним? — предельно серьезно спросил я его.

— Зачем в ФСБ? — повелся Юрка.

— А вдруг это инопланетянин, или киборг засланный?

— Погоди, ничего не трогай, шутник. Я сейчас Савельева притащу.

Опуская долгие хождения вокруг черепа Игнатенкова и последующее вскрытие, скажу сразу, что агенты ФСБ в тот день так и не появились в Царстве мертвых четвертой клиники. Кнопка оказалась ничем иным, как насосом. От него отходили две тоненькие нитки трубочек. Одна была короткая и вела к одному из желудочков мозга. Другая очень длинная. Прячась под кожей, она выныривала из-под челюсти и терялась под грудиной, протянувшись до брюшной полости. Когда в желудочке скапливалась жидкость, Игнатенков нажимал на насос, и он откачивал ее, выводя в живот. А там она всасывалась в кишечник, чтобы потом покинуть организм вместе с его содержимым. Простая механика, не более того. Но как эффективно.

И главное, как эффектно. Одно дело — показать девушке шрам, заработанный в юношеской драке. И совсем другое — дать нажать кнопку, вмонтированную прямо в голову.

На память о том случае в жутковатом фотоальбоме Юрия Романцева осталось немало фотографий. На одной из них мы даже запечатлены вместе, держащие на открытых ладонях диковинку, будто редкий трофей.

Отрывной календарь новой жизни санитара Антонова шелестел уходящим временем, роняя к его ногам листки прошедших дней. В их пестром ворохе виднелись фрагменты чужих похорон, несущие в себе горе, иногда безразличие, а иногда и кощунственное пренебрежение. Они сливались в единый поток, изредка вспыхивая яркими этюдами, самые достойные из которых ложились на электронную бумагу. Их краски будили в нем душу заставляя вглядываться в самого себя, отражающегося в похоронных буднях, словно в магическом зеркале. Тяжелая работа дневного санитара была для Антонова профессией лишь отчасти. Чем дальше он погружался в нее, тем больше понимал, зачем снова появился в Царстве мертвых спустя долгие годы. Спустившись вниз по социальной лестнице, ловя удивленные взгляды друзей и знакомых, он уверенно взбирался наверх, все глубже и глубже узнавая себя настоящего.

Это знание было соткано из мимолетных неясных ощущений и осознанных чувств, из неожиданных открытий и вдумчивых наблюдений. Оно давалось ему нелегко, приходя по крупицам. Санитар бережно собирал части сакральной картины, медленно рождающейся у него на глазах. И смутно, где-то глубоко внутри, понимал, что полотно это не может быть закончено без чего-то такого, чем он пока не обладал. Царство мертвых, вновь призвавшее своего Харона к Стиксу, прятало от него главный ингредиент своего зелья. С каждым днем все острее и острее понимая это, Антонов был готов щедро заплатить, чтобы заполучить его. И верил, что если это случится, он сможет дотянуться до нового этапа своего тайного пути. Иногда ему казалось, что этого никогда не случится. А иногда — что загадочное, ускользающее открытие явится ему скоро. Совсем скоро.

И этот день настал.

Проснувшись утром от настойчивого зова пунктуального будильника, я не ошутил его величия. Тогда в моей жизни случилась заурядная трудовая пятница. Предпоследний рывок напряженной рабочей недели, сулящий скорую воскресную передышку.

Нередко именно в пятницу открывалось второе дыхание, несмотря на накопившуюся усталость. Тяжесть плотного похоронного графика отступала, с каждой секундой приближая единственный долгожданный выходной. Редкие перекуры становились короче благодаря невесть откуда взявшимся силам. А когда ворота отделения оставались за спиной, походка была куда более легкой, чем во вторник или среду. Заметив такую пятничную особенность, я вскоре полюбил этот день недели и с нетерпением ждал его, начиная с первых рабочих минут понедельника. Дождался я его и на этот раз.