Эдвард Резерфорд - Лондон

– Да как же! – продолжил Мередит, изображая придурковатого фата. – Говорят, джентльмены, что граф поколачивает жену. – Он выдержал паузу для пущего эффекта. – Забавно то, что он сам не знает за что. Ибо в действительности у него больше поводов к недовольству, чем он сознает. – Тут он позволил себе наглый, дробный смешок. – В отличие от тех – меня, например, – кто имел удовольствие насладиться ее благосклонностью!

«Дело сделано, и сделано ловко», – порадовался Мередит. У графа, если тот хотел сохранить малую толику чести, не было выхода. Бледной рукой, дрожавшей только слегка, Сент-Джеймс снял маску:

– Могу я узнать имя мерзавца, к которому обращаюсь?

Мередит тоже снял маску и чопорно ответил:

– Капитан Мередит, милорд. К вашим услугам.

– Мои друзья готовы вам послужить, сэр.

– Я буду в моем доме на Джермин-стрит через час, – отозвался Джек, отвесил поклон и повернулся.

Право выбора оружия оставалось за вызванным на дуэль, поэтому позже ночью, когда от графа прибыли два джентльмена, Мередит сообщил:

– Я выбираю рапиры.

Своих секундантов он уже прихватил из клуба. Было условлено, что поединок пройдет незамедлительно, на рассвете.

Лорд Сент-Джеймс подозревал, что к его возвращению жена будет спать, и с удивлением обнаружил, что та не только оставила открытой дверь спальни, но и ждала его.

По дороге из Воксхолла он раздумывал, устроить ли ей скандал или молча отправиться на дуэль. Имелось и другое соображение. Если он вдруг умрет, то все поместье перейдет к супруге, так как в отсутствие сына у него не было других наследников. Оставить все, что имел, неверной жене? И если нет, то звать ли адвоката, хотя бы и посреди ночи? Но как изменить завещание? Он пребывал в растерянности. Исполненный этих сомнений, он обнаружил себя стоящим лицом к лицу с леди Сент-Джеймс, которая поманила его в спальню и притворила дверь.

Женщина выглядела лучше. Отек сошел. Синяк почти исчез под слоем пудры и грима. К вящему изумлению графа, она, похоже, еще и хотела помириться.

– Милорд, – заговорила она кротко, – ночью вы обошлись со мной очень грубо. Весь день я ждала от вас слов извинений, какого-то знака нежности. Не дождалась. – Она пожала плечами и вздохнула. – Но я понимаю, что дала вам повод. Я любила общество вместо мужа. Я ставила мои удовольствия выше обязанности подарить вам детей и сожалею об этом. Возможно ли нам примириться? Поедемте сей же миг в Боктон!

Он уставился на нее:

– И вы подарите мне наследника?

– Разумеется. – Она не без мрачности усмехнулась. – Возможно, после вчерашней ночи он у вас уже есть.

Сент-Джеймс задумчиво изучал ее взглядом. Какие-то козни?

– Миледи, я должен вам кое-что сообщить, – произнес он медленно. – Некий субъект уведомил меня в том, что был вашим любовником. Мне, естественно, пришлось защищать мою и вашу честь. Что вы на это скажете?

Если возможно сразу выразить лицом недоверие, шок и невинность, то леди Сент-Джеймс справилась с этим без малейшей наигранности.

– Кто? Кто мог сказать такую вещь? – задохнулась она.

– Капитан Мередит, – холодно ответил граф.

– Джек Мередит? Мой любовник? – Она смотрела на него, будучи вне себя от изумления. – И вы намереваетесь драться?

– А как же иначе?

– Боже мой! – Она покачала головой. Затем обронила, почти обращаясь к себе одной: – Бедный благонамеренный болван! – Она вздохнула. – Ох, Уильям! Это моя вина.

– Значит, он был вашим любовником?

– Да нет же, святые угодники! Никогда в жизни. У меня вообще не было любовников. – Графиня выдержала паузу, затем тихо продолжила: – Джек Мередит прикидывается повесой, но это не так. В душе он добрый человек, давным-давно признавшийся мне в безответной любви. Он стал мне другом. И когда вы обошлись со мной так жестоко, я отправилась к нему за советом. Он очень разгневался, Уильям. Но я не думала, что он пойдет на такой шаг.

– Зачем же ему тогда говорить, что он был вашим любовником?

Она казалась искренне озадаченной.

– Наверное, чтобы заставить вас драться. Должно быть, он думает, что я нуждаюсь в защите. Но вы же ему не поверили? – (Лорд Сент-Джеймс пожал плечами.) – В конце концов, – продолжила она, – Уильям, подумайте вот о чем. Каков бы ни был Мередит, он, безусловно, джентльмен. Будь это правдой, разве он стал бы кричать о ней перед компанией незнакомцев в Воксхолле?

Сент-Джеймс был вынужден признать, что это так. При всем его гневе, пока он ехал домой, случившееся показалось ему странным.