Эдвард Резерфорд - Лондон

Но кто же он? Его личность за несколько дней любезно установил юный Чосер.

– Я поспрашивал, – сообщил он Буллу, – и вроде выходит, что соседи нашли его в трущобах, где жили бедняки Дукеты. Все они перемерли от чумы. Поистине чудо, что он выжил. Его, как мы и думали, оставили на мосту, чтобы кто-нибудь подобрал.

Большей загадкой осталось собственно имя младенца. Поскольку ни одно дитя не могло попасть на небеса нехристем, а детская смертность была высока, младенцев обычно крестили сразу после рождения.

– Я спросил во всех местных церквях, – доложил Чосер. – Пустое!

Когда же они принялись судить да рядить, что делать, он осклабился:

– Назови его Джеффри! Я буду ему крестным отцом.

В три года мальчика ввели в Церковь – таков обычай конфирмации. В течение следующих нескольких лет он редко видел своего крестного, так как Чосер часто бывал в отъезде. Но детство ему выпало счастливое, пусть он и был лишь найденышем без настоящей семьи. Булл вел себя безупречно, а его жена приуготовилась играть роль матери, хотя и слегка отстраненно. Его тревожило только одно.

Он был необычным. Люди посматривали на забавную белую прядь в его волосах. Хуже того, добавилась и вторая диковина – странная кожаная перепонка между пальцев. Он часто украдкой искал ее у других, но не встретил ни разу. Однажды выяснил, что помощницу кухарки, толстую неразговорчивую девицу, тоже звали Дукет, и жадно спросил: «Не из моей ли ты семьи?» Но та лишь чавкала имбирным пряником, пока не пробубнила наконец: «Почем мне знать?»

Дом Гилберта Булла стоял почти посреди Лондонского моста на стороне верхнего бьефа. В четыре этажа с отвесной и высокой черепичной крышей, он был построен из дерева и гипсовой штукатурки, а балки темного дуба, как во многих богатых домах, украшались изящной резьбой. С углов, нависавших над шумной улицей, глазела дюжина забавных горгулий с лицами человеческими и мордами животными. На первом этаже размещалась контора. На втором, солнечном, находилась гостиная с огромным камином и дымоходом. Верхняя половина большого окна была забрана крохотными зеленоватыми стеклышками. Топили углем. Он лучше грел и меньше, чем древесина, дымил, будучи известен как морской уголь, ибо доставлялся судами с севера. Выше находились спальни, а над ними – мансарды. Кухарка спала в кухне на первом этаже; маленький Джеффри Дукет, слуги и ученики – в мансарде.

Но любимым местом Джеффри стала шумная кухня – огромный вертел у никогда не гаснувшего огня; почерневший от старости железный чайник; большущий деревянный чан с водой, ежеутренне наполнявшийся из ведра, с которым выходили к сверкающей Темзе; кожаное вместилище для живой рыбы; увесистый горшок меда – им кухарка подслащивала еду, – кадушка для солений и шкаф с приправами – Джеффри нравилось открывать склянки и вдыхать аромат.

А еще интереснее была стирка. Ее затевали раз в месяц. Посреди кухни ставили большое деревянное корыто с горячей водой, каустиком и древесной золой; льняные рубахи и простыни замачивали, толкли, прополаскивали и гоняли через каток, пока те не становились твердыми, как доски. Еще кухарка показала ему, как чистить мех.

– Вот жидкость, которой я пользуюсь, – объяснила она. – Беру вино и сукновальную глину. – Она дала ему нюхнуть, и он отшатнулся, тряся головой от острого запаха аммиака. – Потом добавляю немного сока зеленого винограда. И вот, смотри, отходит любая грязь.

Джеффри подолгу торчал на пороге кухни, наблюдая за розничными торговцами, которые являлись с товарами сразу после заутрени. Но особой забавой было бросать в Темзу щепочки. Он делал это из дворика, откуда в реку опускали ведро, и мчался через опасно забитую проезжую часть в другой двор, из которого пытался выследить их стремительное появление из-под арки.

А лучше всего ему бывало со своим кумиром.

В доме обычно жили ученики – дружелюбные, но слишком занятые, чтобы обращать внимание на маленького найденыша в кухне. Кроме одного. На десять лет старше Дукета, с каштановыми кудрями, карими глазами, наплевательским отношением ко всему вкупе с душевным обаянием, он представлялся мальчику божеством. Это был младший сын из богатого старого мелкопоместного семейства с юго-запада Англии. Отец отослал его в обучение к лондонской купеческой элите. «Настоящий маленький джентльмен», – с одобрением говаривала кухарка. Но Ричард Уиттингтон еще был в ученичестве. В старые времена богачи и сыновья граждан покупали или наследовали гражданство. Нынче же оно почти всегда приобреталось через гильдии. Те устанавливали стандарты, качество, условия труда и цены во всех отраслях. Ни один ремесленник, ни один купец не мог действовать, не состоя в гильдии. Эти сообщества главенствовали над уордами, городским советом и внутренним советом олдерменов. Гильдии, собственно говоря, и были Лондоном – от ничтожнейших ремесленных союзов до торговых гигантов вроде торговцев тканями, которые оспаривали друг у дружки контроль над городскими делами.