Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Над лагерем узкой лентой вилась тонкая струйка голубого дыма; на вершине холма поблескивали на солнце кроны деревьев.

Дорога огибала холм и выводила прямо на поляну, вокруг которой в беспорядке были навалены срубленные верхушки деревьев.

В центре поляны стояли две палатки, перед которыми горел большой костер. На треножнике над огнем висели закопченные чайники. К костру шли четверо мужчин. Они поднимались по склону от того места, где лежало срубленное дерево, которое они обрабатывали. Упряжка волов отдыхала у штабеля распиленных бревен; погонщик сидел тут же у дрог на ящике с провизией и обедал.

Питер рассказывал мне о людях, живущих в лагере. Ему нравился Тед Уилсон, сутулый человек с кустистыми, пожелтевшими от табака усами и веселыми голубыми глазами, от уголков которых лучами расходились морщинки. Тед построил бревенчатый домик в полумиле от лагеря и жил там с миссис Уилсон и своими тремя ребятишками.

Мнение Питера о миссис Уилсон как-то раздваивалось. Он считал ее хорошей поварихой, но жаловался, что она «любит выть по покойникам». «И не переносит вида крови», — добавлял он.

Питер рассказывал, что миссис Уилсон как-то ночью укусил комар, и на подушке остался кровяной след величиной с шиллинг.

— А она подняла такой визг, — заметил Питер, — словно в комнате зарезали овцу.

Кроме Теда Уилсона, на участке работали еще три лесоруба, которые жили в палатках. Один из них, Стюарт Прескотт, малый лет двадцати двух, с волнистыми волосами, носил по праздникам тупоносые башмаки цвета бычьей крови. У него был мохнатый жилет с круглыми красными пуговицами, похожими на камешки, и он пел в нос «Ах, не продавайте мамочкин портрет». Прескотт аккомпанировал себе на гармонике, и Питер говорил, что поет он здорово, «а вот в лошадях ни черта не смыслит».

За щегольство приятели прозвали Стюарта Прескотта Принцем, и постепенно все стали называть его так.

Он одно время работал в лесу неподалеку от нашего дома и часто проезжал верхом, мимо наших ворот, направляясь на танцы в Тураллу. Отец как-то ездил вместе с ним в Балунгу и, вернувшись, сказал мне:

— Я сразу заметил, что этот парень не умеет ездить верхом: каждый раз, как соскакивает с лошади, причесывается.

Принц любил твердить о том, что надо уезжать в Квинсленд.

— Там можно нажить большие деньги, — повторял он. — В Квинсленде много земли расчистили.

— Верно, — соглашался отец. — Кидмен — человек не скупой. Он и тебе предоставит шесть футов земли после того, как поработаешь на него сорок лет. Пиши, проси у него место.

Артур Робинс, погонщик волов, был родом из Квинсленда. Когда Питер спросил его, почему он уехал оттуда, Робинс ответил: «Там живет моя жена», и это объяснение вполне удовлетворило Питера. Потом Питер спросил его, каков он, этот Квинсленд, и тот сказал: «Чертовски скверное место, но все равно так туда и тянет, ничего с собой не поделаешь».

Он был маленького роста, с жесткими, торчащими бакенбардами, между которыми возвышался огромный нос, открытый всем ветрам. Беззащитный нос, красный, весь в рябинах; отец, знавший Артура, как-то сказал, что, видно, нос изготовили сначала, а потом уже приделали к нему Артура.

Питер считал, что Артур похож на вомбата:

— Каждый раз, как его вижу, мне хочется спрятать от него картошку.

Замечания о его внешности не обижали Артура, но стоило сказать слово о его волах, как он немедленно раздражался. Однажды, объясняя трактирщику в Туралле причину своей драки с приятелем, Артур сказал:

— Я молчал, пока он издевался надо мной, но не смог стерпеть, когда он стал ругать моих волов.

Этот проворный, живой человек любил повздыхать о том, что «жизнь тяжела». Он произносил эту фразу, вставая после обеда, чтобы вновь взяться за работу, или уходя домой из трактира. Эти слова не были жалобой. Они выражали давнюю усталость, дававшую себя чувствовать, когда Артур возвращался к работе.

Когда Питер остановил лошадей у палаток, обитатели лагеря уже наполнили кружки черным чаем из чайников, висевших над огнем.

— Как дела, Тед? — крикнул Питер, слезая с дрог. И, не ожидая ответа, продолжал: — Ты слышал, я продал гнедую кобылу?

Тед Уилсон подошел к бревну с кружкой в правой руке и свертком с едой в левой.

— Нет, не слышал.

— Бэри купил ее. Я сначала дал ему на пробу. Ну, эта никогда не подведет.

— Я тоже так думаю, — заметил Тед. — Кобыла хорошая.

— Лучшей у меня не было. Она привезет тебя пьяного домой и всегда будет держаться той стороны дороги, какой надо.