Алан Маршалл - Австралийские рассказы

Рассказ с давних пор занимает в австралийской прозе место почетное. Собственно, начало литературе в Австралии положили на рубеже XIX и XX вв. писатели-рассказчики: бесхитростно-правдивая история, выражавшая суть жизни страны и ее народа, пришла на смену описаниям диковинного «края света», за которыми стоял путешественник, иногда — добросовестно-скрупулезный, чаще — склонный к романтическим преувеличениям и домыслам. Характерно, что среди первых австралийских произведений, достигших русского читателя, были две небольшие книжечки рассказов, изданные в Петербурге в 1910 и 1912 годах.

И сегодня, когда в Австралии объявляют очередной конкурс короткого рассказа, членам жюри приходится прочитывать сотни рукописей. Впрочем, в печать просачиваются лишь немногие конкурсные произведения — они публикуются в литературных журналах «Миэнджин», «Сазерли», «Оверленд» (а это «тонкие» журналы, и выходят они не ежемесячно, а раз в квартал), в ежегодной антологии «От побережья к побережью», в тематических сборниках. Исходя из чисто коммерческих интересов, издатели не очень-то охотно дают зеленую улицу новеллистам-новичкам: остросюжетный роман — более надежное капиталовложение.

Рассказ — жанр, который упорнее других сопротивляется жесткой классификации. «Рассказ волен облечься в любую форму, — писал Уильям Сароян, — избрать себе любой размер, любой стиль, он даже волен разрушить и первое, и второе, и третье. Рассказ — самый безыскусственный жанр литературы, возникший из живой беседы, шуток и сплетен, уловок и импровизаций людей, одаренных талантом рассказчика...»

Современная австралийская новеллистика дает свои подтверждения неисчерпаемости, жанрового многообразия рассказа, его способность уловить большое в бесконечно малом. В спектре этой новеллистики — и эпизод, как бы невзначай извлеченный Аланом Маршаллом из житейского калейдоскопа, и драматическая завершенность историй, происходящих в будничном мире, когда на чашу весов кладутся труд, честолюбие, долг солидарности, — у Джона Моррисона; фольклорные гиперболы Дэла Стивенса и томительно-замедленные психологические изыскания Патрика Уайта — круги на воде, расходящиеся над камнем, канувшим в глубины отчужденного «я».

С творчеством Алана Маршалла мы встречаемся не впервые. Переведены многие его рассказы, очерки, обработки легенд, автобиографическая трилогия — «Я умею прыгать через лужи», «Это трава», «В сердце моем», — повествующая о пути человека необычной судьбы и недюжинного мужества. Как новеллист, Маршалл сочетает внешнюю безыскусность и свободу повествования с внутренним контролем над темой. Одни его рассказы — и среди них «Серая кенгуру», печатающийся в этом номере, можно причислить к анималистским, другие — к «детским», третьи — к юморескам, но всегда мы чувствуем излучение доброты, неприятие жестокости, насилия, душевной грубости, угнетения.

В 1972 году писателю исполнилось семьдесят лет. Он гостил в Советском Союзе. Мельбурнский университет удостоил Маршалла степени почетного докторз права. «Мою философию жизни можно суммировать в нескольких словах, — сказал он в интервью, данном австралийскому журналисту. — Когда придет твое время умирать, среди остающихся не должно быть ни одного человека, который бы стал хуже, узнав тебя».

Рассказы, которые предлагаются вниманию читателя, прибавят к хорошо известным ему по русским переводам именам несколько новых. Они принадлежат писателям разных поколений и почерков. Их объединяет не только общность жанра, но и внимание к злободневным для австралийца проблемам.

Питер Кауэн.(род. в 1914 г.) формировался как писатель под влиянием потрясений и уроков депрессии 30-х годов, прокатившейся по Австралии опустошительной волной. Он сменил много занятий — был клерком, сельскохозяйственным рабочим, фермером; окончив университет, преподавал английский язык в колледже, а во время второй мировой войны служил в военно-воздушных силах. Кауэн — автор романов «Лето» (1964) и «Семя» (1966), но известность завоевал именно рассказами — сборники «По течению» (1944), «Невспаханная земля» (1958), «Необитаемая улица» (1965). В ранних рассказах, подобно американским прозаикам 30-х годов, он останавливается на жестоких ситуациях, порожденных экономическим кризисом. Грозовая сгущенность психологической атмосферы, лаконизм, недоговоренность, даже некоторая загадочность обстоятельств присущи рассказам Кауэна.