Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

— Да, — произнес медленно бродяга. — Верно, пора трогаться. — Он встал. — Прямо? — спросил он, одним движением вскинув на плечо свой мешок.

— Сворачивай не на первом повороте, а на втором, туда около двух миль.

Когда он ушел, я спросил Скрипача:

— Это что — нестоящий человек?

— У него мешок как сигара, — объяснил Скрипач. — Мы все стараемся держаться подальше от парней с такими мешками. У них никогда ничего нет, они все из тебя готовы высосать. Если такой парень попадется в попутчики, его хоть на себе тащи. А теперь покажи мне, где этот ваш сарай.

Я отвел его в сарай; там отец, видевший, как мы разговаривали, уже набросал кучу чистой соломы.

Скрипач несколько секунд молча глядел на нее, потом сказал:

— Ты даже не знаешь, какой ты счастливый.

— Хорошо быть счастливым, правда? — спросил я. Он мне очень нравился.

— Да, — ответил Скрипач.

Я стоял и смотрел, как он развязывает свой мешок.

— Господи, — воскликнул он, оглянувшись и заметив, что я не ушел. — Ты прямо как хорошая овчарка! Не пора ли тебе пойти домой и напиться чаю?

— Да, — ответил я. — Спокойной ночи, мистер Скрипач.

— Спокойной ночи, — сказал он ворчливо.

Через две недели он сгорел у костра, который разложил, устроившись на ночевку, в восьми милях от нашего дома. Человек, сообщивший об этом отцу, рассказывал:

— Говорят, он перед этим два дня подряд пил. А ночью сонный скатился в костер — знаете, как это бывает… Я говорил Алеку Симпсону: «Это его дыхание загорелось — вот что произошло». Он, верно, здорово накачался. И как только его дыхание загорелось, огонь пошел во внутренности, как по запальному шнуру; он, верно, горел, как спичка, ей-богу! Так я сказал Алеку Симпсону — знаете, который у меня купил гнедую кобылу. Я ему сейчас сказал, перед тем как приехать сюда, что так все и произошло. И Алек сказал: «Черт! Ты, наверно, прав».

Отец помолчал немного, потом произнес:

— Что ж, пришел конец бедняге Скрипачу; умер, значит.

Почти все мужчины разговаривали со мной покровительственно, как они обычно говорят с детьми. Если разговор слушали другие взрослые, им доставляло удовольствие посмеяться на мой счет — не потому, что они хотели причинить мне боль, а просто при виде моей бесхитростности они не могли удержаться от смеха.

— Ну как, Алан, начал объезжать норовистых лошадей? — спрашивал кто-нибудь, и я принимал этот вопрос за чистую монету: ведь я вовсе не казался себе таким, каким они видели меня.

— Нет еще, — отвечал я. — Но скоро начну.

Тот, кто задавал вопрос, считал, что этого достаточно, чтобы вызвать смех, и бросал взгляд на своих товарищей, как бы приглашая их разделить веселье.

— Слышали? Он с будущей недели собирается объезжать норовистых лошадей!

Некоторые мужчины говорили со мной отрывисто и кратко: эти считали всех детей скучными и неспособными сказать что-либо интересное. При встречах с такими людьми я молчал, потому что в их обществе мне было не по себе.

Однако я обнаружил, что жители зарослей и свэгмены, люди, привыкшие к одиночеству, часто чувствовали себя неловко и неуверенно, когда к ним обращался мальчик, но, встретив дружелюбное отношение, охотно поддерживали разговор.

Таким был старик Питер Маклеод, который возил бревна из зарослей за сорок миль от нашего дома. Раз в неделю на своих тяжело груженных дрогах он приезжал из леса, проводил воскресенье с женой и потом возвращался обратно, бодро шагая рядом со своей упряжкой или стоя в пустых дрогах и насвистывая какую-нибудь шотландскую песенку. Когда я окликал его: «Здравствуйте, мистер Маклеод!» — он останавливал лошадей и вступал со мной в разговор, как со взрослым.

— Похоже на дождь, — замечал он.

Я соглашался, что действительно похоже.

— Какие они, заросли, там, куда вы ездите, мистер Маклеод? — спросил я его однажды.

— Густые, как шерсть у собаки, — ответил он и добавил, как будто разговаривая сам с собой: — Да еще какие густые! Еще какие густые, черт возьми!

Он был высокого роста, с блестящей черной бородой и непомерно длинными ногами. Когда он ходил, голова его покачивалась, а большие руки висели по бокам, чуть выставленные вперед. Отец как-то сказал, что он раскрывается, как трехфутовая складная линейка, но отец любил его и говорил, что мистер Маклеод — человек честный и умеет драться, как тигр.

— Никто в округе не одолеет его, когда он в форме, — сказал отец. — После нескольких кружек пива он готов сцепиться со всяким. Это крепкий, сильный человек с мягким сердцем, но, уж если он кого стукнет, тому это надолго запомнится.