— Я бы принес тебе много всякой всячины, — как-то сказал он, — но мне не разрешают.
Его собаку звали Снайп, и она была так мала, что пролезала в кроличью нору, но, по словам Джорджа, она могла выдержать схватку с любым противником, если только ее не одолевали хитростью.
Кто хочет охотиться на кроликов так, чтобы был толк, тот должен иметь хорошую собаку, — таково было одно из убеждений Джорджа.
Я соглашался с ним, но считал, что неплохо иметь борзую. Если мать разрешит ее держать.
Это соответствовало представлениям Джорджа о борзых. Он с мрачным видом сообщил мне:
— Женщины не любят борзых.
Его наблюдения совпадали с моими.
Джорджа я считал очень умным и рассказал о нем матери.
— Он хороший мальчик, — сказала она.
На этот счет у меня были свои сомнения, и, во всяком случае, я надеялся, что он не слишком уж хороший.
— Я не люблю неженок, а ты? — спросил я его потом. Это была проверка.
— Нет, черт возьми, — ответил он.
Ответ был вполне удовлетворительный, и я заключил, что он не такой уж хороший, как думала моя мать.
Увидев его по ту сторону ограды, я страшно обрадовался.
— Как дела, Джордж? — крикнул я.
— Ничего, — ответил он, — но мать сказала, чтобы я шел прямо домой и нигде не задерживался.
— А-а, — протянул я с огорчением.
— У меня есть леденцы, — сообщил он мне таким тоном, словно речь шла о самых обыденных вещах.
— Какие?
— «Лондонская смесь».
— Это, по-моему, самые лучшие. А есть там такие круглые, знаешь, обсыпанные?
— Нет, — сказал Джордж, — такие я уже съел.
— Да неужели? — прошептал я, неожиданно очень расстроившись.
— Подойди к забору, и я дам тебе все, что осталось, — предложил он. — Я больше не хочу. У нас дома их дополна.
Мне никогда и в голову бы не пришло отказаться от такого предложения, однако мои попытки привстать ни к чему не привели, и я сказал ему:
— Я пока не могу ходить. Меня все еще лечат. Подошел бы, но нога в лубке.
— Хорошо, тогда я брошу их тебе через забор, — заявил он.
— Спасибо, Джордж.
Джордж отошел к дороге, чтобы иметь место для разбега. Я смотрел на него с одобрением. Такие приготовления, по всем правилам, несомненно, доказывали, что Джордж отлично постиг искусство метания.
Он измерил взглядом дистанцию, расправил плечи.
— На! Лови! — крикнул он.
Он начал разбег изящным подскоком — сразу было видно мастера, — сделал три крупных шага и метнул кулек. Любая девчонка метнула бы лучше.
— Я поскользнулся, — объяснил Джордж раздраженно, — моя проклятая нога поскользнулась.
Я не заметил, чтобы Джордж поскользнулся, но не могло быть сомнения, что он поскользнулся, и притом очень сильно.
Я смотрел на кулек с леденцами, лежащий в траве в восьми ярдах от меня.
— Послушай, — сказал я, — не мог бы ты зайти сюда и подать их мне?
— Нет, — ответил Джордж, — мать дожидается сала, чтобы варить обед. Она велела мне нигде не задерживаться. А леденцы пусть лежат. Завтра я тебе их достану. Никто их не тронет. Ей-ей, я должен идти.
— Ладно, — сказал я, покорившись судьбе, — ничего не поделаешь.
— Что ж, я пошел! — крикнул Джордж. — Завтра увидимся.
— Пока.
— Пока, Джордж, — ответил я рассеянно.
Я смотрел на леденцы и старался придумать, как до них добраться.
Леденцы доставляли мне величайшее наслаждение. Отец всегда брал меня с собой в лавку, когда рассчитывался за месяц.
Лавочник, вручая отцу расписку, обращался ко мне:
— А теперь, молодой человек, чем тебя угостить? Я знаю — леденцами. Ну-с, пошарим по полкам.
Он свертывал кулечек из белой бумаги, наполнял его леденцами и отдавал мне, после чего я произносил:
— Спасибо, мистер Симмонс.
Раньше чем съесть конфеты или посмотреть на них, я любил подержать их в руке. Ощущать под пальцами их твердые очертания, зная, что каждая маленькая выпуклость — это конфета, чувствовать их тяжесть на ладони — все это обещало так много, что я хотел сначала насладиться предвкушением. Придя домой, я всегда делился конфетами с Мэри.
Леденцы были очень вкусными, но мне всегда разрешали есть их, пока не опустеет кулек. Это немного снижало их ценность, так как тем самым мне словно давали понять, что взрослые ими не особенно дорожат.
Дорогие конфеты мне давали только попробовать. Однажды отец купил трехпенсовую плитку молочного шоколада, и мать дала Мэри и мне по маленькому квадратику. Шоколад таял во рту, и вкус его был так восхитителен, что я часто вспоминал о том, как я ел шоколад, словно о каком-то важном событии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу