Давид Фонкинос - В случае счастья

– Почему ты засмеялась?

– Просто так… Как они накинулись на наши чемоданы!

Клер в своем швейцарском смятении заблудилась во времени. Швейцары кинулись к ним через несколько секунд после ее смеха. Связать эти два факта было просто-напросто невозможно. Клер солгала, и солгала грубо. С этой минуты, несмотря на все улыбки, атмосфера будет безнадежно портиться. Клер поневоле считывала знаки: Игорь привез ее в единственный в Берлине швейцарский отель. Словно Женева вросла в Берлин, словно Жан-Жак противился их путешествию. Впервые за долгое время она подумала о муже с волнением.

Пока Игорь получал ключи от номера, Клер показалось, что несколько мужчин в холле разглядывают ее. Бармен, во всяком случае, не сводил с нее глаз. Клер подумала, что она красива. А потом поняла, что мужчины смотрят на нее, потому что видят в ней свободную женщину; женщину, которая не влюблена. Она бросилась на шею Игорю, как будто хотела доказать всем, что это неправда, доказать самой себе, что она здесь не случайно. Игорь успокоился, ни на миг не заподозрив, что ее порыв не имеет к нему никакого отношения. Но радовался он недолго: погоду обещали прекрасную. На ресепшне ему даже сказали:

– Вам повезло, такая погода в это время – большая редкость.

Игорь онемел. Как мог гостиничный администратор, при его опыте работы с клиентами, заявить в лицо мужчине, приехавшему с красивой женщиной, что ему повезло с солнечной погодой? Этот человек не принимал его всерьез. Игорь не был параноиком, но во взгляде некоторых мужчин ясно чувствовал насмешку – это же наверняка ревность? Или они смеются над ним? Возможно, он чувствовал себя недостойным подобного путешествия и, сам того не ведая, излучал комичную слабость. Его боязнь ошибиться, его суетливая деликатность – все это бросалось в глаза и все выдавало неопытность. Нельзя быть с красивой женщиной без подготовки. Но беспечность Игоря, прожившего столько лет в меланхолии, со всей ясностью говорила о непреложной власти любви. Значит, этого не хватает? По правде сказать, и Игорь это прекрасно чувствовал, не хватало другого – желания Клер. Даже величайший актер, играя в прекраснейшей пьесе, бессилен, если партнерша бездушно отбывает роль.

Разумеется, все было сложнее. Их первую прогулку, да и всю поездку, освещали проблески нежности. Во всем было ощущение рубежа; удовольствие, их роман – все обреталось на пороге чего-то главного и прекрасного. Оставалось пройти всего несколько метров, отделявших их от новой жизни, но эти метры были ужасны. Берлин как никакой другой город нес в себе пограничную атмосферу; это в широком смысле проходной город. В Берлине любишь иначе. Стоит сделать пару шагов – и ты уже другой, и ты уже можешь бросить мужчину или женщину. Все эти вырастающие из неба кварталы – чистая песнь во славу новой страсти; страсти, притворившейся, что забыла о совсем еще близких руинах страсти предыдущей. Проходной город, город, где путаешься в мешанине жанров и эпох, в тревожной пестроте современной любовной жизни.

Но одно место всегда выбивается из хода времени.

Библиотека.

Свой первый берлинский визит вдвоем они нанесли книгам. Отправились в Staatsbibliothek, расположенную неподалеку от Потсдамер-плац, в квартале, где на момент их путешествия шла сплошная стройка. В таком окружении библиотека, хоть и современная, уже казалась осколком прошлого. Клер непременно хотелось туда сходить, ведь именно там Вим Вендерс снимал многие сцены “Неба над Берлином”. Те, безусловно, самые прекрасные моменты фильма, когда ангелы по вечерам встречаются среди книг. Круглые светильники придавали этому волшебному месту космический налет (прилунение). Клер попала на Луну, погрузилась в черно-белый фильм, забыв на время паломничества о своей жизни. Оказаться на месте съемок любимого фильма всегда странно. Ищешь сходства, и трудно представить себе, что когда-то давно Вим Вендерс со своей командой наполнил это тихое, спокойное место шумом и яростью кино. Что еще остается, кроме как отдаться воображению? Наверняка множество людей приходили сюда по той же самой причине. Игорь же чувствовал себя совершенно лишним, выпавшим из этой минуты, из контекста. Клер пребывала в своем мире, ублажала собственную мифологию.

Игорь был бессилен против знаков, подаваемых жизнью, против очевидностей, властно встающих на нашем пути и направляющих нас помимо нашей воли. Сперва швейцарский отель, теперь отголоски фильма. Визит они планировали заранее, но чувства Клер оказались явно сильнее запланированного. Сюрприз поджидал ее в ней самой, в ее крови, в ее сердце; ею завладела поэзия фильма. Она слышала немецкие слова и вспоминала, сколько раз смотрела этот фильм с Жан-Жаком. Игорь понимал, что Клер от него ускользает. Неявно, без слов, без истерик, но вполне определенно. Во всяком случае, ему казалось, что теперь она не способна что бы то ни было построить. Он бы дал ей время, но не видел в этом смысла. Их роман не допускал проб и ошибок; все должно быть самоочевидно. Как любой влюбленный, он готов был умереть на месте, лишь бы узнать, что она думает на самом деле. Ничего опаснее он придумать не мог.