Эдвард Форстер - Избранное

— Вполне.

— Тут не слишком темно?

— Темновато.

— Но картину видите?

На стене напротив Морис увидел картину, хотя и знал — никакой картины там нет.

— Посмотрите на нее, мистер Холл. Подойдите ближе. Не споткнитесь, тут между коврами — разрыв.

— Широкий?

— Можно перепрыгнуть.

Морис тут же заметил разрыв и подпрыгнул — кажется, без особой надобности.

— Восхитительно… так, что изображено на картине и кто?

— Кто изображен…

— Эдна Мей.

— Мистер Эдна Мей.

— Нет, мистер Холл, мисс Эдна Мей.

— Это мистер Эдна Мей.

— Красивая женщина, правда?

— Я хочу домой, к маме.

Доктор засмеялся, за ним и Морис.

— Мисс Эдна Мей не просто красивая женщина, она еще и привлекательная.

— Меня она не привлекает, — сварливо заметил Морис.

— Мистер Холл, где ваша галантность? Посмотрите, это же чудо, а не волосы.

— Я предпочитаю короткие.

— Почему?

— Их можно погладить. — Внезапно он заплакал. И очнулся. Щеки были влажны от слез, но он совершенно пришел в себя и сразу заговорил: — Когда вы меня разбудили, я видел сон. Надо вам рассказать. Я словно видел лицо, и голос сказал: «Это твой друг». Что вы об этом думаете? Это лицо является мне часто… не знаю, как лучше объяснить… оно словно идет ко мне сквозь сон, но никогда не доходит.

— А сейчас приблизилось?

— Да, вплотную. Это плохой знак?

— Нет, что вы. Кстати, вы вполне поддаетесь внушению — я заставил вас увидеть картину на стене.

Морис кивнул: верно, а он уже забыл. Наступила пауза. Он достал две гинеи и попросил назначить второй сеанс. Они договорились созвониться на следующей неделе, а пока, посоветовал мистер Ласкер Джонс, лучше ему побыть там, откуда он приехал, — в сельской тиши.

Морис не сомневался: Клайв и Энн с удовольствием примут его, их влияние будет благотворным. Пендж для него был подобен рвотному средству. Он помогал ему отторгнуть чашу с ядовитым зельем, которое казалось таким сладким, излечивал от нежности, освобождал от любви к ближнему. Что ж, он вернется назад: пошлет друзьям телеграмму и успеет на дневной экспресс.

— Мистер Холл, главное сейчас — умеренность. Поиграйте в теннис, побродите с ружьем по окрестностям.

— Пожалуй, я туда не поеду, — помедлив, сказал Морис.

— Почему?

— Глупо совершать такую утомительную поездку два раза в день.

— Вам будет удобнее у себя дома?

— Да… впрочем, нет… нет, я все-таки вернусь в Пендж.

Вернувшись, он не без удовольствия обнаружил, что молодые обитатели Пенджа как раз собираются уезжать по предвыборным делам и целые сутки их не будет. Что ж, сейчас Клайв интересовал его еще меньше, чем он — Клайва. Поцелуй окончательно развеял его иллюзии. Поцелуй совершенно банальный, благоразумненький и — увы — раскрывший сущность Клайва. Он всегда учил: чем меньше у тебя есть, тем на самом деле у тебя этого больше. То есть половина якобы больше целого. В Кембридже Морис не возражал против этой теории, но сейчас ему предложили лишь четверть и сказали: она, эта четверть, — больше половины. Неужели Клайв принимает его за куклу из папье-маше?

Клайв заохал: он бы никуда не поехал, намекни Морис, что может вернуться. Но к матчу приедет так или иначе. Энн шепотом спросила: «Встреча прошла удачно?» Так себе, ответил Морис. Энн тут же взяла его под крылышко и предложила — пригласите в Пендж свою даму. «Представляю, мистер Холл, как она обворожительна. Кареглазая красавица, да?» Но ее уже звал Клайв… Морису предстоял вечер в обществе миссис Дарем и мистера Борениуса.

Душа его была на диво неспокойна. Вспомнилась первая ночь в Кембридже, комнаты Рисли. Пока он совершал бросок в город и обратно, дождь прекратился. Захотелось выйти в загустевший вечер, посмотреть на закат солнца, послушать плач деревьев. Энотеры, потускневшие, но все равно совершенные, высовывали из кустарника распустившиеся головки и волновали Мориса своими запахами. Когда-то Клайв показывал ему эти цветы, но не говорил, что они пахнут. Ему нравилось быть на воздухе, среди малиновок и летучих мышей, крадучись, он бродил по саду с непокрытый головой… скоро раздастся гонг, и надо будет одеваться для очередного выхода к столу, снова задергивать занавески Бордовой комнаты. Снова… но он уже не тот. Работа по превращению его в другого человека уже шла, она началась в Бирмингеме, когда смерть отвела от него взгляд… Работа шла — хвала мистеру Ласкеру Джонсу! Морис предпринимал осознанные усилия, но глубокие перемены в нем набирали мощь и сами по себе, и если повезет, он может оказаться в объятиях мисс Тонкс.