Феликс Кандель - Шёл старый еврей по Новому Арбату...

Зимой растению холодно в доме, холодно и мне, особенно по ночам, когда снег в горах.

Редко, но выпадает.

В свитере тепло, как в валенке, – всё равно пробирает. Не Сибирь, конечно, но мерзнуть не хочется.

В большой комнате – камин у стены, которому требуется топливо, немало топлива. По осени звонили в нужное место, и привозили дрова кубометрами, которые мы укладывали на балконе, пленкой покрывали от дождей.

Дрова бывали разные, год на год не приходилось. Всё зависело от того, какой лес очищали после пожара, какой сад сводили по старости, чтобы насадить иные деревья.

Привозили сосну с натеками подсохшей смолы-живицы.

Сосна легко разгоралась, постреливая искрами, горела бурно, напоказ, без остатка – только подбрасывай полешко за полешком.

Топили мы и эвкалиптом

Горел он достойно, без излишних восторгов, но ароматы выделял скупо, слабо истекающие, словно держал для себя, не желая расставаться с эфирными маслами.

С ними уходил в печную трубу.

С оливковым деревом бывали трудности.

Оно с трудом разгоралось, оливковое дерево, требуя постоянного внимания, могло погаснуть, своевольное и капризное, напустив дыму до потолка. Да и не хотелось отправлять в топку узловатые скульптурные изделия, поражавшие воображение; одно из них и сейчас у меня, удивляя замысловатостью форм.

Вишенные поленья – лучше не подобрать.

На срезе вскипала смола, густо багровая, лопалась, истекая, наполняла пространство перед камином восхитительным запахом домашней вишневки, настоянной на сахаре, в стеклянной банке под марлей.

Что у меня теперь?

Висит под потолком бездушный кондиционер.

Смолой не вскипает, искрами не постреливает, лишь раскрывает створки и погуживает, ароматами не балуя.

Дрова больше не заказываю, камин не топлю, не сижу возле него, заглядевшись на огонь; желание порой возникает и быстро угасает, подобно масличным поленьям в камине, напустив – вместо дыма – едкой горести на весь дом.

Утверждал знающий человек: "Нет никакой власти над прошлым, кроме забвения".

Но оно почему-то не приходит.

Любил выбрасывать вещи из дома…

…люблю выбрасывать и теперь.

Чтобы не угнетали своим обилием, утесняя жизненное пространство, не лезли нагло в глаза и руки, не пучили шкафы с ящиками – борьба вечная, безнадежная. И самое омерзительное: ты к ним привыкаешь, к этим вещам, ты их вроде не замечаешь, но они за тобой следят, они используют малейшую твою слабину и множатся, множатся, множатся, а ты привыкаешь, привыкаешь, привыкаешь…

Терпеть не могу магазины одежды.

Где на плечиках висят десятки костюмов, – как выбрать тот, который тебе не нужен? Где настойчиво просят пройти в примерочную, и надо почему-то раздеваться, надевать то, без чего можно обойтись, а продавцы польстят равнодушно: "Вам это подходит!.."

Терпеть не мог магазины одежды, терпеть не могу и теперь.

А продуктовые магазины любил – наследие голодного детства, чтобы, не спеша, от прилавка к прилавку, рассматривать изобилие того, что способно напитать человеческое тело. Будоражила воображение и улица со многими ресторанами, в запахах пряностей, – то ощущение притупилось, улетучились и иные предпочтения, а жаль…

Заглянул в Интернет, обнаружил свойства мужчины, обладающего схожим именем.

"В школе Феликс учится неровно, отличается ленцой, хотя способности у него есть. На замечания учителей реагирует болезненно, может вспылить, наговорить дерзостей и затем... расплакаться.

Работу и профессию Феликс ищет престижную и выгодную, дающую быстрый и большой доход. Женится с выгодой, старается, чтобы материальные и иные положительные стороны брака сочетались с красотой и сексуальностью будущей жены.

Тяжело переносит стрессы, может легко спиться".

Не хочется соглашаться с таким определением, добавим взамен свое, выстраданное.

Люди бывают отличимые в толпе и бывают неотличимые. Первым поклон с почтением, последним – безразличие, локоть в бок.

Я был неотличим и даже очень.

Прыгал по тротуару с поднятой рукой, выскакивал на мостовую с опасностью для жизни, но таксисты пренебрегали, просвистывая мимо. Даже те, что тормозили, взглядывали на меня с сомнением, говорили после раздумья:

– Еду в парк…

Когда бывал не один, повторялось то же самое.

Друзья просили:

– Схоронись за углом.

Я хоронился.

Первое такси останавливалось на их призыв.

Распахивались двери.

Я выскакивал из-за угла.