Алексей Слаповский: Оно

Сейчас говорят определеннее: человек нетрадиционной сексуальной ориентации.

Тут я с ним не согласен, хотя душой ему сочувствую.

Были молодые люди, из непростых семей, для которых это являлось постоянным источником карманных денег. Их начальственные родители по блату получали подписные издания, им дарились на юбилеи дорогие альбомы с репродукциями и т. п., а в букинистических магазинах, учитывая тогдашний книжный голод, брали все подряд. Особо ценились книги издательств «Искусство», «Прогресс», «Художественная литература»: дорого стоили. «Политиздат» и «Просвещение» не котировались — выпускали сплошь дешевку для детей и агитаторов.

Аморалкой назывались грехи, за которые действительно могли исключить не только из комсомола, но и из вуза: пьянство (если попадешься), фарцовка (опять же, если уличат), половая распущенность в особо циничной и откровенной форме; сейчас студентам легче, ни пьянство, ни коммерческая деятельность, ни сексуальные подвиги не преследуются, лишь бы человек учился (или — лишь бы платил за обучение).

Культовую, сказали бы сейчас.

Через два десятилетия это будут называть корпоративными вечеринками.

Сейчас говорят — унисекс.

Кстати, тушь была — «Луи Филипп». 12 руб. с рук.

Да и то не всякую. «Волга ГАЗ-24», например, предназначалась только для государственного пользования. Правдами и неправдами иногда ее давали народным артистам. Еще ее позволялось выиграть в лотерею. Популярна была байка о простом инженере, который выиграл «Волгу» и к которому тут же явились рыночные кавказцы с предложением продать билет за двадцать пять тысяч. По одной версии инженер отказался, по другой взял; наверное, вариант зависел от того, как поступил бы сам рассказчик этой истории.

Сейчас говорят: «продвинутой».

Теперь говорят: пиратские.

Теперь это называют драйвом.

Имеется в виду музыка в стиле «хэви-метал».

Слово «бизнес» тогда еще не вошло в широкое употребление.

Понятие компромата еще не вошло в широкое употребление.

Так называлось появление в продаже дефицитного товара.

Поговорка: «Один умер, другой родится — все в дело годится!» Славно то, что под словом «дело» явно подразумевается жизнь.

Согласен, но не вполне. Дело в элементарном многолюдье: человек в городе — например, за минуту спуска или подъема на эскалаторе метро видит столько людей, сколько деревенский житель 19-го века видел за всю свою жизнь. Скорость жизни (внешняя) измеряется человеками в час. Минимально возможная — один человек в час, т. е. ты сам с собою. Скорость контролера на входе в футбольный стадион может достигать нескольких тысяч человек в час. Поэтому эти контролеры, как и все другие, имеющие дело с потоками людей, становятся такими раздражительными и неприветливыми: сумасшедшая скорость любого вымотает до полусмерти. К слову: моя любимая скорость — 2 человека в час: я и еще кто-то. В принципе, это и есть средняя скорость моей жизни. Бывает и десять, и сто, но часто и — 1. И даже 0. И даже минус один. (Как это получается и что это за состояния — отдельный разговор). Мне повезло.

Теперь — бодибилдинг.

Сейчас сказали бы проще: гендерные проблемы.

«Огурцом» называли дешевые магнитофоны, напоминавшие формой, действительно, этот овощ: вытянутые и закругленные.

Челноки — возникший на рубеже девяностых вид бизнеса: товар закупается там, где он дешев, везется туда, где дороже. Часто на собственном горбу.

Добавлю: не знаю, как другие тексты Александры, а этот — украден, и я точно знаю, у кого.

В ту пору не хватало рабочих на месторождениях Сибири, поэтому летали из России — как говорят сибиряки о европейской части до сих пор — и работали так называемым вахтовым методом: две недели там, неделя дома.