Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— Ты, очевидно, уже в курсе дела… Проектный отдел… несколько запутался в твоей работе.

— Да, профессор, мне сказали. Но я не могу понять, в чем дело.

Встревоженный голос Вугара заставил профессора окончательно очнуться.

— Если говорить по правде, ничего серьезного! Наши враги изо всех сил стараются раздуть затруднения проектировщиков. Малейший недочет хотят использовать в свою пользу. Этого надо было ожидать.

— Какой недочет, профессор? К чему придираются проектировщики?

— В объяснении на имя директора пишут, что не согласны с некоторыми твоими выводами, что с технологической точки зрения вопрос, мол, обоснован недостаточно. Выход получается в малом количестве, отсюда незначительность экономической пользы продукции.

Вугар побелел. Он хорошо понимал, что это означает: проектный отдел возражает против испытания изобретения в заводских масштабах. То есть хотят доказать, что его работа как государственная проблема значения не имеет. У него дрожали колени, и, не ожидая дополнительного приглашения, Вугар опустился на стул.

— Что с тобой? Почему так побледнел?

Вугар молчал. Глядя на него, Гюнашли расхохотался.

— Не годится, молодой человек! Быстро складываете оружие… Это только начало! Основная борьба впереди. Открыть, изобрести — лишь первая и самая легкая часть работы. Как говорят музыканты, увертюра. Главное — умело и стойко защитить свою идею. А ты уже готов согнуть шею и сдаться! Да мало ли кому чинил препятствия проектный отдел? И они не безгрешны, могут ошибиться. Случилось такое. Но мы-то ведь тоже кое-что соображаем! Нас тоже знают, с нами считаются. В нужный момент выскажем свои соображения, представим доказательства. А споры, возникающие в процессе работы, никогда никому не мешают. Споры — великий двигатель!

Вугар продолжал смотреть растерянно и смущенно. Профессор заговорил еще мягче:

— Не падай духом! В научном мире это обычное явление. Отправляйся домой, возьми стакан крепкого чая, поставь рядом с собой и спокойно просмотри еще раз итоги испытаний и опытов. Ты отдохнул, на свежую голову все станет яснее. Если закралась ошибка, сразу обнаружишь!

Гюнашли помолчал и добавил уже официально:

— Вопрос будет рассматриваться в понедельник на расширенном заседании ученого совета. Дожидались твоего возвращения. Главное сейчас хладнокровие. Вполне возможно, что документ, представленный в проектный отдел, содержит ряд упущений. Проверь и результаты сообщи мне. Итак, хладнокровие и еще раз хладнокровие! Понятно?

Выйдя из кабинета, Вугар почувствовал облегчение. Тревога улеглась, сердце билось спокойно и ровно. Только щеки горели, стыдно было за свое поведение. Какое малодушие! Разве не мог он допустить ошибки? Жара, усталость, бессонные ночи в лаборатории — все это не могло не сказаться на работе. Обыкновенная техническая ошибка…

Забрав в лаборатории всю документацию, он отправился домой, намереваясь немедленно приняться за работу. Уже на улице вспомнил, что часть необходимых бумаг Исмет перевез на новую квартиру. Самоуправство брата взбесило Вугара, и он поспешно вернулся в институт. Гнев подгонял его, он быстро взбежал по лестнице. «Достанется тебе сейчас! — мысленно угрожал он Исмету. — Ну, берегись! Встал на моей дороге, как кусок в горле…»

В коридоре он столкнулся с Исметом и, не поздоровавшись, спросил:

— Куда отнес вещи?

— На новую квартиру! — надменно оглядев его, ответил Исмет.

— Зачем?

— А ты что, недоволен?

— Опекун нашелся! С каких пор стал таким заботливым?

— Всегда таким был! — вспылил Исмет.

А Вугар уже заговорил спокойно, не умел долго злиться. Шел сюда и думал, что не оставит от Исмета мокрого места…

— Что ты наделал, Исмет? Разве так можно? Увидел я маму Джаннат, испугался: лица на ней нет! Что она плохого нам сделала? Родная мать так не заботится о своих детях. Вот уже сколько лет, как нанятая, обстирывает нас, кормит. Хороша плата за ее любовь!

— А что мы такого сделали? — пренебрежительно спросил Исмет. — Сколько раз предлагали ей деньги за комнату, всегда отказывалась, брала только на еду. А мы чем виноваты?

— А тем виноваты, что обидели ее! Мало шрамов на ее сердце? Есть ли у нас право нанести еще одну рану? Бросить старуху — все равно что похоронить заживо. Мы сейчас у нее единственная опора, надежда! От чистой души называла она нас сыновьями…

— Мало как она назовет! Что ж, я впрямь стану ее сыном и до конца жизни останусь с ней? К чему мне такая обуза? И тебе тоже. Рано или поздно мы все равно уйдем от нее, какая разница — сегодня или завтра?