— Черт побери, в Норвегии дела плохи!
По его голосу было слышно, что он сильно волнуется.
— И когда только их остановят, этих проклятых бошей? — недоумевающе и растерянно спросил он.
— Подождите, скоро туда подоспеем мы! — вскричал Эжен.
Потом он лихо похрустел десятидолларовой бумажкой и бросил ее на прилавок.
— Черт возьми, парень! У тебя завелись денежки! Так и швыряешь десятками! — воскликнул Сэм.
— Там, откуда она взялась, найдутся и другие, — заявил Эжен.
Держа сигарету в зубах, он небрежно забрал сдачу и рассовал деньги по карманам.
— Вот как? — продолжал Сэм Латур. — Ну, что ж, молодой Лакасс, дела у тебя, как видно, пошли на лад?
— Давно бы уж пора, — ответил Эжен; он прислонился к прилавку, опершись локтем на гладкое дерево и скрестив ноги, — он стал лицом к залу в той самой позе, в какой тут нередко стоял до него Азарьюс.
Его глаза под низким лбом, обрамленным густыми курчавыми волосами, поблескивали самодовольством. Голубые, как у Азарьюса, но посаженные ближе к тонкому короткому носу и не такие ясные и искренние, они придавали его лицу совсем другое выражение. Насколько взгляд отца был восторженным и приветливым, настолько бегающий взгляд сына был скрытным и уклончивым.
— Вот как, — повторил Сэм Латур.
В ресторан заглянул случайный прохожий, затем двое рабочих остановились у дверей и, услыхав, что передают последние известия, вошли в зал. Время от времени Сэм покачивал головой или старался выразить свои чувства, пожимая широкими плечами и дергая пояс решительным и воинственным движением. Он сильно изменился с недавних пор, когда по всякому пустячному поводу затевал споры с Азарьюсом Лакассом. Его равнодушие уступило место оскорбленному недоумению. Он слушал рассказ о вторжении в Осло, опустив голову и нервно жуя сигару. Добродушный и мирный человек, он, если его что-нибудь затрагивало за живое, совершенно по-детски впадал в безудержный гнев. Он был не способен кривить душой, и всякая подлость возмущала его даже больше, чем несправедливость.
Когда передача кончилась, в зале наступила глубокая тишина. Сэм выключил радио, и ресторан сразу же наполнился гулом взволнованных голосов.
— Вот гадюки! — вскричал хозяин.
Он подошел к прилавку, чтобы обслужить покупателей, наклонив голову, как разъяренный бык.
— Тайком пробраться в чужую страну в одежде тамошних жителей и все там захватить, не дав людям опомниться! Вот негодяи, вот предатели!
Он отпускал пачки сигарет, пакетики жевательной резинки, бутылки с лимонадом, стуча тяжелой ладонью по кассе и изрыгая поток проклятий.
Случайные посетители не спешили уходить. Одни, остановясь у дверей, пробегали глазами вечерние газеты, чтобы узнать побольше подробностей. Другие рассматривали карту Европы, которую Сэм повесил на стене в зале.
— Норвегия… — произнес один. — Там живут хорошие люди. Они никогда не хотели войны.
— Не больше, чем мы, — добавил рабочий, державший под мышкой сумку для завтрака.
— Это ведь развитая и цивилизованная страна, — заметил третий, который казался более образованным.
— Однако же и там нашлись предатели, — загремел Сэм.
— Предатели-то, видно, везде есть, — возразил первый рабочий. — И все-таки странно — как это можно продать свою страну…
— Что говорить, — перебил его Латур. — Есть такие, которые за почести, за деньги продадут и родную мать!
Крепко стискивая зубы, он дергал шеей в тесном воротничке, словно лошадь в хомуте.
— Интересно, удастся ли кому-нибудь их остановить, — проговорил какой-то тщедушный человечек, поднимая глаза от газеты.
При этих словах Эжен выпрямился, с решительным видом вскинул голову и вытянул руки по швам. От него не ускользнуло, что эти простые люди, такие степенные и серьезные, время от времени поглядывают на него с молчаливым одобрением. Он тоже был сильно взволнован и сразу возгордился: ведь в их глазах он был воплощением тех доблестных молодых воинов, на которых все пожилые и старые, все слабые и нерешительные возлагают свои надежды. Да, он — защитник всех гонимых, слабых женщин и стариков. Он — мститель оскорбленного общества. Глаза его вспыхнули воинственным огнем.
— Будьте уверены, мы их остановим, — бросил он. — Вот так вот…
Он выбросил руку вперед, словно вонзая штык в стену, с напряженным лицом и сжатыми губами, как будто ему приходилось преодолевать сильное сопротивление. Потом он издал сквозь зубы свистящий звук, отдернул руки и окинул всех присутствующих взглядом, выражавшим глубокое самодовольство.
Читать дальше